За годы пребывания на дипломатической службе Кошмарии у Офала Д’Нита Флатрока появилось чересчур много свободного времени, что наводило его на более или менее постоянные размышления о природе политической власти в современную эпоху. Он пока что не был готов изложить некое подобие теоремы, поскольку все еще собирал длинный перечень наблюдений, характеристик и прочего, без чего нельзя было сформулировать какие-либо конкретные принципиальные положения.
В частности, тому препятствовал недостаток опыта, ведь единственные его контакты с правящими особами сводились к общению с предыдущим – ныне покойным – королем Н’Гормом (Младшим) и нынешним узурпатором Бошеленом Первым. Тем не менее в его распоряжении имелись исторические труды, доступные в Большой Фаррогской библиотеке искусств, алхимии, естествознания и пророчеств, небольшом здании неподалеку от Портовой площади. Впечатляющих размеров стол архивариуса отделял публику от библиотечного собрания, состоявшего из двенадцати переплетенных книг, восемнадцати свитков и семи каменных табличек. Сколь бы внушителен ни был стол, главным препятствием на пути к королевскому собранию письменных источников являлся сам архивариус. К счастью, бедняга панически боялся змей, ящериц, жаб, лягушек, а также прочих покрытых слизью, чешуей или тем и другим одновременно существ, под каковое описание вполне подходил и сам Офал.
Так или иначе, посол и архивариус достигли определенного соглашения, позволившего Офалу получить доступ к собранию в промежуток времени между полуночным колоколом и рассветом. Накопленная за века мудрость жителей Фаррога, как оказалось, содержала в себе немало полезного, несмотря на всю свою повергающую в уныние ограниченность.
До короля Н’Горма в Фарроге властвовали один за другим в основном слабые правители. Впрочем, подобная, хоть и довольно жестокая оценка выглядела мелочью по сравнению с тем мнением, которое сложилось у Офала о самом Н’Горме. Хладнокровно рассуждая, вполне можно было сделать вывод о его исключительной бесполезности для общества, а также о том, что позорное убийство упомянутого монарха стало, по сути, благом для всех (включая, возможно, и самого Н’Горма).
И все же сидевший сейчас в приемной за дверями тронного зала Офал считал правление короля Н’Горма полезным противовесом в возможной полемике по поводу искусства политического правления, где на другом конце спектра пребывал король Бошелен Первый.
Естественно, с политической точки зрения и с учетом нынешних обстоятельств Офал бы предпочел, чтобы Н’Горм сохранил как голову, так и трон, что позволило бы избежать предстоящей роковой встречи.
Услышав негромкие шаги, посол Кошмарии поднял взгляд и вздрогнул, увидев перед собой Великого епископа Корбала Броша, бесстрастно смотревшего на него маленькими глазками.
Откашлявшись, Офал приветственно кивнул:
– Пррллл ффллап…
– Только без этого, – прервал его Корбал Брош.
– Профтите. Добрый вещер, Великий епифкоп.
– Я объявил священную войну, посол.
– Да, но пощему?
Корбал Брош нахмурился:
– Потому что… мне так захотелось?
– Ахха.
Великий епископ задержал на нем взгляд. Офал неловко поерзал.
– Я не поклоняюсь никаким богам, – продолжал Корбал Брош.
– Даже… пррллл… Равнодуфному Богу?
– О нет. Собственно, мы пытаемся его убить. Но убить его нелегко.
– Да. Не фомневаюфь.
– Он помешан на сексе.
– Прррллл… разве вфе мы не таковы?
Корбал Брош моргнул:
– Нет.
Если хорошенько подумать, то, пожалуй, любому тирану требовался компаньон вроде этого Корбала Броша. Можно сказать, Офал почти сформулировал трюизм, в соответствии с которым безумие является необходимой предпосылкой для тирании. Отсутствие совести, поверхностное мышление и холодный прагматизм вели к оправданию любых форм порочности, кровожадности и бесчеловечности. Подобные личности крайне полезны для тиранов, при условии, что те готовы при каждом случае внимать их безумным речам.
– Я убил всех своих жрецов, – сказал Корбал Брош.
– Аахх… вефьма тщательно с вафей фтороны.
– Они слишком много говорили.
– Хм…
Корбал Брош снова задержал на нем взгляд, а затем вышел.
Офал позволил себе расслабиться. В животе бурчало, он то и дело отрыгивал кошачью шерсть. Возможно, тот котенок был заражен глистами или еще чем-нибудь. Незапланированные перекусы порой бывали рискованны, особенно в переулках Фаррога. К горлу подступала тошнота.
В дверях появился королевский слуга:
– Посол? Король сейчас вас примет.
Офал поднялся:
– Прррлл, фллапп, отлищно!
– Легко вам говорить, – проворчал старик; поколебавшись, он оглянулся через плечо и быстро шагнул в приемную. – Слушайте, вам просто не повезло, что вы… э-э-э… ящеры. В смысле, вы ведь в этом не виноваты? Просто такие уж вы есть, верно? Но знаете, назвать свое королевство Кошмарией… может, старому королю Н’Горму это и сходило с рук, но для моего хозяина это более чем… гм… повод.
Офал возбужденно кивнул:
– Да! Я тоже прифел к такому же выводу! Отлищно! Продолжайте, пожалуйфта!
– И называть себя извергами…
– Аахх! Пррлл! Нафщет этого…
Какой-то звук заставил слугу обернуться к двери.
– О, нам пора, посол. Прошу за мной… ну, вы знаете ритуал. И не забывайте: король любит коленопреклонение и подобострастие. Еще лучше – падение ниц. Больше всего его радует униженное отчаяние – я превратил это в настоящее искусство, и… впрочем, не важно. Идемте.
Безголовый труп сидел верхом на Борзе Нервене, раз за разом шлепая творца по щекам бледными ладонями.
– А-а-а! – заорал Борз. – Уберите его от меня! Пожалуйста!
Остальные, однако, были заняты тем, что отбивались от десятка других безголовых неупокоенных, которые толпились в узком коридоре – не считая Апто Канавалиана, нашедшего нишу, где когда-то, вероятно, стояла статуя или нечто подобное, поскольку он оказался на пьедестале. Чтобы оставаться полностью неподвижным, требовалась немалая выдержка, но, похоже, ему это удавалось, потому что жуткие безголовые фигуры его словно бы не замечали.
В промежутках между приступами бескрайнего ужаса он размышлял о том, как эти проклятые создания вообще способны что-либо видеть. Пути колдовства и некромантии воистину были неисповедимы.
В схватку, громко хохоча, вступили Певуны, которые пинали мертвяков по ногам, ломая кости, так что те падали и какое-то время корчились на полу, прежде чем вновь подняться и возобновить преследование. Апто видел, что бо`льшая их часть сосредоточилась на несчастном Борзе Нервене, окружив его толпой.
Чуть поодаль Стек Маринд защищал Шарториал Инфеланс в обычной для него мужественной манере. Апто знал, что все это наверняка лишь игра. Вряд ли самоотверженность способствовала выживанию – скорее наоборот.
