– Дорогой мой Риз… Что ж, позвольте объяснить. В идеале человек – в данном случае ваш покорный слуга – представляет себе мир с единой, по сути глобальной, экономикой, где богатство течет непрерывным потоком из всех его частей… или несколькими потоками, которые все собираются в одном определенном месте, каковым, естественно, является моя сокровищница.
– Гм… – пробормотал Эмансипор Риз.
– Примерно как массивное тело со множеством мелких ран, кровь из которых течет в один и тот же желоб.
– А вы… гм… значит, этот самый желоб?
– Именно.
– Но как насчет всех остальных, хозяин? Тех, кто пытается заработать на пристойную жизнь или хотя бы стремится не жить впроголодь и, возможно, содержать семью?
– Не тратьте на них своего сочувствия, любезный Риз. В конце концов, они сами творцы своей судьбы, и если по причине собственной некомпетентности, лени или глупости вынуждены жить в страданиях и нищете, то никто и не говорил, будто мир справедлив. Тем временем, – с легким вздохом добавил Бошелен, – на долю таких одаренных личностей, как я, выпадает высасывать этих неудачников досуха. А потом убеждать их – что, кстати, довольно легко, учитывая их прирожденную глупость, – в том, насколько им повезло, что ими правлю именно я.
– Угу, сударь, вы уж точно хитры, словно лис.
– Не уверен, что мне нравится подобное сравнение, любезный Риз. Лисы часто становятся добычей разъяренных собачьих свор, которых спускают с поводков представители дегенерировавших классов. Не могу вообразить себя объектом подобной охоты.
– Гм… охоты? Угу, хозяин. В таком случае прошу прощения.
– Думаю, любезный Риз, нам пора отправляться в дорогу. Корбал, дражайший, обеспечишь нам беспрепятственный путь до самых Южных ворот?
– Ладно.
Эмансипор уже приготовился забраться на место кучера, однако бросил еще один взгляд на Бошелена:
– Хозяин, и все-таки меня кое-что удивляет.
– Да? И что же?
– Вся та награбленная добыча, сударь. Похоже, вы ни разу ею не воспользовались.
– Конечно же нет, любезный Риз. Я просто желаю обладать богатством и потому не даю воспользоваться им кому-либо еще, применяя все свое могущество. Собственно, мой особый тайник спроектирован таким образом, что из него нет выхода. Что туда попадает, там и остается – если только я не решу иначе. Упоминаю об этом лишь затем, чтобы вам не пришло в голову обмануть меня или обокрасть, хотя я по-прежнему не сомневаюсь в вашей преданности.
– Гм… Спасибо, хозяин. У меня и в мыслях ничего такого не было.
– Вот и замечательно, Риз. Полагаю, Корбал Брош уже готов?
Тот кивнул:
– Да, Бошелен. Все, кого я убил и обработал с тех пор, как мы сюда прибыли, сейчас на улицах.
– Что ж, отлично… да, похоже, я уже слышу крики. Ну что, Риз?
Эмансипор взял поводья. Четверка черных лошадей, от шкур которых, как обычно, валил пар, подняла голову и закусила удила. Глаза их вспыхнули мертвенно-бледным янтарным огнем.
– Вперед! – воскликнул слуга, причмокнув языком.
Голова Мортари распухла уже с другой стороны, но он улыбался, чему Плакса Хват была только рада. Удар Барунко вывихнул челюсть Ле Грутту, у которого в результате основательно перекосило физиономию, и он теперь мог закрыть рот, даже не лязгнув зубами, что вызывало невольный смешок даже у Барунко.
Лурма Спилибус тоже пришла в себя и пробиралась к боковой двери, через которую они до этого прошли. Глядя, как Лурма скользит от стены к стене в узком коридоре, Плакса вдруг ощутила почти непреложную уверенность, что ничего плохого с ними уже не случится.
– Еще одна успешная миссия Пятерки. – Плакса бросила взгляд на Симона Никсоса, сменившего оружие с ножа на голову покойной госпожи Громкий Слух. – Мы проникли в сам дворец и выбрались обратно! Мы стали поводом для очередной легенды, друзья мои. Не понимаю, с чего мы вообще расстались.
– Разные понятия об искусстве, – пояснил Симон. – Чрезмерное самолюбие, а также злоупотребление наркотиками и крепкими напитками.
– Нет, – нахмурилась Плакса, – это погубило Семерку воров из Чертовой дюжины и Бесподобных мародеров.
– И масонов тоже, – добавил Барунко.
– Каких еще масонов? – нахмурился Симон.
– Великий Орден Восковых Масонов, – сказал Барунко, закатывая рукав и показывая татуировку в виде пчелы на предплечье. – Я был главным хранителем запахов Лавандового улья Полной луны.
– Ты поклонялся Медовому Месяцу? – спросил Симон, широко раскрыв глаза. – Не знал!
– Раз в месяц, в третий колокол до полуночи, – продолжал Барунко, – я съедал целую корзину цветов лаванды, а потом поворачивался голой задницей к небу, испуская ароматные ветры, – никто другой не мог пердеть столько, сколько я! Именно тогда мне начали завидовать, а Борбос стал тайком обжираться фасолью и капустой, пытаясь меня превзойти, и мне пришлось его убить, потому что он жульничал, к тому же от его пердежа дохли пчелы!
– Да у тебя была целая тайная жизнь! – укоризненно заметил Симон. – И ты ничего нам не рассказывал!
Барунко сонно моргнул:
– Все, что делают масоны, – тайна. В этом весь смысл. Хранить тайну. Я каждый день выпивал бутылку д’баянгового масла, чтобы забыть свои собственные тайны! Похоже, – добавил он, – оно постепенно выветривается.
– Откуда ты знаешь? – спросил Симон.
– Ну, во-первых, я стал лучше видеть…
Со стороны двери послышалось нетерпеливое шипение Лурмы. Она помахала им рукой.
– Бабуля обычно держала котенка в своем…
– Не сейчас, Мортари! – нахмурившись, осадила его Лурма. – Я слышу снаружи шум толпы! На улице! Народ не то веселится, не то еще что, – может, мы пропустили какой-то праздник? В любом случае нам нужно отсюда неслышно выскользнуть, чтобы никто нас не заметил, и смешаться с толпой, дабы не попасться стражникам.
– Это последняя наша задача, – сказала Плакса. – Справимся! Пятерка все-таки вытащила из темницы главу Гильдии воров! Только представьте!
– Собственно, – заметил Барунко, – нас шестеро, если ты считаешь и себя тоже.
– Что? – Плакса уставилась на Барунко.
– Не важно. Нужно отсюда убираться. Меня уже трясет.
Нашарив засов, Лурма приоткрыла дверь. Плакса толкнула вперед Ле Грутта, а за ним Мортари.
– Симон, держи эту голову на всякий случай наготове, – прошептала она, подталкивая его перед собой. – Барунко, обеспечивай тылы.
Барунко громко пустил ветры и пожал плечами:
– Извини, рефлекс сработал. Похоже, все возвращается.
Плакса отшатнулась к стене:
– Худов дух, Барунко, что ты такое ел?
