В шести шагах от трона Певун остановился и медленно выпрямился.
– Я вижу мышь на подушке! – Крошка снова посмотрел на демона. – Ха-ха-ха! Ха!
– Это мышь-демон, – пояснил гигант. – Воистину, берегись чувства юмора Бошелена. Соль каждой его шутки состоит в потоках крови, выпущенных кишках и ужасной смерти! – Он пренебрежительно махнул рукой. – По крайней мере, я вас предупредил. Да, кстати, скоро этот город сокрушит войско. Я здесь надолго не задержусь.
Демон выбежал из тронного зала.
Крошка продолжал разглядывать мышь, которая в свою очередь подняла головку, подергивая симпатичным носиком и столь же симпатичными усиками.
– Крошка может с нею справиться, – дрожащим голосом проговорил Певун.
– До чего же она симпатичная и маленькая! – сказал Блоха.
– Не забывайте о словах демона, – посоветовал Стек Маринд. – Госпожа, а вам лучше бы отойти. – Он поднял арбалет. – Зрелище может быть не из приятных. Но разве не наш долг – избавить мир от приспешников негемотов, где бы те нам ни встретились?
– В таком случае нам стоит атаковать всем вместе, – предложил Тульгорд Виз, поднимая меч.
– Как только я выпущу стрелу – да, – кивнул Стек Маринд. – Слышишь, Крошка?
– Крошка слышит, – сказал Крошка. – У нее глаза светятся. Это нормально для мышей? Крошка не уверен. Крошка ни в чем уже не уверен!
Блоха разрыдался.
Двустворчатые двери позади них внезапно захлопнулись. Звук был столь неожиданным, что палец Стека инстинктивно дернулся, выпустив стрелу.
Прямо в мышь.
Все вокруг взорвалось. Начался сущий хаос.
Шедший по усеянным трупами улицам Борз Нервен вздрогнул от страшного грохота. Обернувшись, он увидел, как внезапно и необъяснимо рушится дворец.
К небу поднялось облако пыли, к которому тут же присоединились языки пламени. Впрочем, поэта они быстро перестали интересовать. Мысли его были заняты «Эпической балладой Борза Нервена» в десяти томах из десяти миллионов слов, которую он намеревался написать классическим ямбическим гекзаметром в стиле Забытых певцов Ипскалона.
В его мозгу уже возникали заманчивые картины грядущей славы.
Еще через двадцать четыре шага действие снадобья неотвратимой гениальности закончилось. Оглядевшись вокруг, поэт вскрикнул и бросился к ближайшей сточной канаве.
Часть вторая
На следующий день за пределами Фаррога
В ярких лучах рассветного солнца гранд-генерал Пин Растрёп выругался и, выехав перед своими легионами, развернул коня.
– Наш миг настал! – крикнул он своим тонким девчачьим голосом. – Пусть не обманывает вас численность войска за моей спиной! Это всего лишь рекруты! Простые крестьяне, несмотря на все их сверкающие доспехи и большие щиты! Мы разобьем их вдребезги, подобно удару молота! И они с воплем бросятся врассыпную!
– Разобьем вдребезги! – взревела его армия.
– Да! – крикнул в ответ Пин Растрёп.
– С воплем бросятся врассыпную!
– Именно! А теперь – за мной! Сегодняшняя битва войдет в легенду!
Снова развернув коня, генерал вонзил шпоры в его бока и возглавил бешеную атаку против многочисленных организованных легионов врага.
То был момент его славы, захватывающей дух отваги. Пин знал, что это сражение войдет не только в легенду, но и в древние мифы, передающиеся из поколения в поколение на протяжении всей истории.
Его конь споткнулся о барсучью нору, выбросив гранд-генерала из седла. Приземлившись, он перекатился через плечо и ловко вскочил на ноги, вытаскивая меч.
Прямо перед ним тридцать тысяч лучников наложили стрелы на тетивы.
Бесстрашно смеясь, Пин Растрёп оглянулся…
И увидел, что легионы его разбиты вдребезги, а солдаты бросают оружие и с воплем кидаются врассыпную.
Генерал снова развернулся кругом, и в то же мгновение тридцать тысяч стрел по дуге устремились в небо – все до единой прямо к Пину Растрёпу.
Он пригнулся.
Прячась под тяжелым мокрым плащом, Офал Д’Нит Флатрок сгорбился в высоком седле, поглаживая свою медяницу, которую он скрывал от чужих глаз, чтобы та не напугала кого-нибудь из многочисленных беженцев по обочинам узкой дороги.
По прошествии некоторого времени он вздохнул и повернулся в седле:
– Может, перефтанете наконец ффоритьфя? Это было вфего лифь недоразумение, да?
– Он пытался меня задушить! – огрызнулся Жук Праата.
– Зато он заставлял меня чистить, поить и кормить дохлую лошадь! – возразил Заморыш Сплур.
– Да хватит уже вам! Курьер Жук, найдите нам какую-нибудь фырую пещеру для нощлега, хорофо? А ты, Заморыф Фплур, рафщифти нам дорогу щерез эту толпу беженцев!
– Что, правда? И как же мне это сделать?
– Если щефтно, не знаю, за щто я тебе вообще плачу.
– За то, что я единственный человек в мире, который не блюет при виде вас за едой, неудавшийся посол пылающего города Фаррога!
Что ж, решил Офал, в чем-то конюх был прав. Он махнул рукой в перчатке:
– Ладно, фделай вфе, щто можефь. А вы, курьер, пощему еще здесь? Я же фказал – найти пещеру!
– Угу, – проворчал Жук, натягивая поводья. – Очередную долбаную пещеру. Ладно. Понял.
Он ускакал вперед.
Офал снова вздохнул. По крайней мере, его медяница Ээмле никогда ни на что не жаловалась. Он снова погладил ее, а затем, опустив взгляд, обнаружил, что змея мертва.
– Заморыф Фплур, лущфе отвернифь, а то я проголодалфя.
Прошел целый день с тех пор, как Фаррог остался позади, но Эмансипор все еще мог увидеть, оглянувшись, столб черного дыма. Утерев слезящиеся глаза, он посмотрел на сидевшего рядом на кóзлах хозяина:
– Признаюсь, сударь, я рад, что вам не пришлось убить и искалечить слишком многих горожан, прежде чем остальные разбежались.
– Любезный Риз, ваше милосердие по-прежнему кажется мне странным, порой даже утомительным. Что касается меня – должен признаться, я слегка разочарован. Демоны же, заключенные в моем мече, крайне недовольны. Нам придется найти другой подходящий город или еще какое-то место, где я смог бы выполнить свои обязательства перед ними.
– В самом деле? И когда же это произойдет?
– Уверяю вас, не в ближайшее время. – Он показал рукой вперед. – Видите Корбала? Согласитесь, он великолепно парит в восходящих потоках?
– Мне кажется, он предпочитает быть вороном, а не человеком.
– Иногда, любезный Риз, я разделяю эту его склонность.
– Не замечал, хозяин. Во всяком случае, в последнее время.
