– Я помечен! – простонал Густ. – Он меня пометил. Лучше бы мне умереть!
– Но ты же не умер! Ты исцелен!
Густ поднял взгляд, утер глаза и шмыгнул носом:
– Где Пташка? Хочу, чтобы Пташка меня увидела.
– Увидит, Густ. Все обстоит еще лучше – мы получим нашу долю! Нужно только убить всех здешних грабителей, отправиться к «Солнечному локону» и забрать свое!
– Правда?
– Правда. Видишь, как здорово все вышло?
Густ чуть заметно улыбнулся.
Мгновение спустя в зал вошел повелитель Клыкозуб Коготь, вытирая руки маленьким полотенцем, а за ним семенил писарь Грошемил, бледный, потный и, как обычно, нагруженный восковыми табличками в деревянных рамках. Бросив взгляд на груду печенья на оловянном блюде посреди стола, повелитель одобрительно кивнул:
– До чего же аппетитно выглядит!
– О да, – ответил Бошелен, не глядя беря печенье с блюда. Откусив половину, он прожевал и проглотил, а затем бросил в рот вторую половину и запил вином. Вздохнув, Бошелен откинулся на спинку стула. – Просто восхитительно получилось, хотя, естественно, меня это не удивляет. И виной тому вовсе не отсутствие скромности, ибо ваша кухня впечатляюще оборудована, повелитель Клыкозуб. Воистину впечатляюще.
– И все-таки жаль, – сказал Клыкозуб, – что наши священные отношения хозяина и гостя вынужденно прекратятся еще до рассвета.
– Вполне понимаю, – кивнул Бошелен. – Чему удивляться: два чародея под одной крышей. Собственно, мы высшие маги и потому рассматриваем друг друга как смертельных соперников. Как два волка-самца в расцвете сил, победы одного из которых ждет стая.
– Именно так, – подтвердил Клыкозуб, наливая себе вина: похоже, все слуги ушли или, возможно, попрятались. Повелитель поднял кубок и покрутил в воздухе другой рукой. – Мы действительно соперники. Два тирана в одной постели. Или, скорее, под одеялом, которое может согреть только одного из нас. Две рыбы в аквариуме, где есть только один камень, под которым можно укрыться… – Он на мгновение запнулся. – Да, как я уже сказал, Бошелен, мы соперники, и соперничество наше смертельно. Мы враги, уже сцепившиеся в схватке наших способностей и умов. – Клыкозуб моргнул и огляделся. – Похоже, у нас есть зрители! Превосходно. Дорогие незнакомцы, чувствуйте себя как дома в роли моих гостей!
– Ясное дело, – насмешливо проговорила женщина. – По крайней мере, пока ты не решишь нас убить.
– Точно так.
Она повернулась к Бошелену:
– А ты, как я понимаю, готов отпустить нас с миром?
– Совершенно верно.
– Ладно, тогда мы на твоей стороне. И дело не только в этом, но еще и в том, что ты исцелил Густа.
– Вы теплеете на моих глазах, дорогая, – улыбнулся Бошелен.
– Продолжай в том же духе, – ответила она, – и, может, я совсем растаю.
– Вы ведь понимаете, – сказал Бошелен, – что я не вижу в том ничего отрицательного?
– В чем-то мы с тобой схожи, – проворчала она. – Вот только не люблю я чересчур честных. Так что прости, но на брачном ложе нам, боюсь, в ближайшее время кувыркаться не придется.
– Потому-то я и выразил сожаление.
Клыкозуб довольно громко откашлялся.
– Насколько я вижу, Бошелен, вы заняли мое место во главе стола?
– Приношу свои извинения, сударь. Мой недосмотр. Или, может, нетерпение?
– Не важно. В любом случае живым вы, боюсь, отсюда не уйдете. Я запечатал зал самым смертоносным охранным заклятием. У каждого выхода вас ожидает смерть. Естественно, я заметил, что вашего друга-евнуха здесь нет. Но кухня тоже запечатана, и если он отважится вернуться сюда, услышав ваши жуткие вопли, то умрет самой ужасной смертью.
Бошелен взял еще одно печенье, откусил кусочек, прожевал и проглотил его.
– Доведенное мною до совершенства колдовство, – продолжал Клыкозуб, – посвящено исключительно потребностям тирании. Причинение боли, пробуждение ужаса, мучительная агония… Эй, писарь!
– Да, мой повелитель?
– Ты все записываешь?
– Да, мой повелитель.
– Вычеркни последнюю мою реплику. Придумай что-нибудь получше.
– Сейчас, мой повелитель.
Эмансипор набил трубку и поджег ее от свечи на столе. Он глубоко затянулся, наполняя легкие дымом, и нахмурился.
– О нет, – пробормотал он. – Не та смесь.
Перед глазами у него все поплыло. «Похоже, еще и неразбавленная…» Взгляд Риза упал на блюдо с печеньем. Под одеждой выступил пот, сердце отчаянно забилось, а рот наполнился слюной.
Когда Бошелен потянулся за третьим печеньем, Клыкозуб поднял руку:
– Мне вполне ясны ваши намерения, Бошелен! Я прекрасно понимаю, что это печенье – всего лишь отвлекающий маневр, увертка, не слишком умная попытка сбить с толку! Наверняка вы спрятали где-то под одеждой заколдованный меч или нож, потому что явно считаете себя кем-то вроде воина. Но боюсь, подобное меня лишь утомляет. – Он протянул руку и, взяв печенье, мгновение его рассматривал, а затем соскреб ногтем немного глазури и отправил в рот. – Очень даже неплохо.
Раскусив лакомство пополам, повелитель прожевал его и проглотил, после чего раскусил пополам следующий кусочек, потом следующий и так до тех пор, пока от печенья не осталась одна-единственная крошка на пальце, которую он проглотил целиком.
После чего, откинувшись на стуле, улыбнулся Бошелену:
– Ну что, начнем?
Бошелен поднял брови:
– Начнем? Все уже закончилось.
– В смысле?
– В смысле, что я победил, повелитель Клыкозуб.
Тот вскочил:
– Ты отравил печенье? Глупец, ты вдвойне ошибся! Я тоже неуязвим ко всем видам ядов! А ты думал, что нет?
– Не сомневаюсь, что яд на вас не действует, – ответил Бошелен. – Но это, увы, вам не поможет.
– Готовься защищаться!
Бошелен отхлебнул вина.
Эмансипор, с трудом сдерживавший желание стянуть печенье, вздрогнул, увидев, как Клыкозуб внезапно схватился за живот и судорожно вздохнул.
– Что такое? Что ты со мной сделал?
– Я вас убил, – ответил Бошелен.
Повелитель попятился, согнувшись пополам от боли. Он закричал, и изо рта у него хлынула кровь. Тело его выпрямилось, а затем выгнулось, жутко распухло и лопнуло.
Выползший из тела Клыкозуба демон был размером с человека, с четырьмя руками и двумя кривыми обезьяньими ногами, снабженными когтями. Бо`льшую часть его широкой физиономии под приплюснутой лысой макушкой занимала пасть с торчащими из нее клыками. Измазанный кровью, он выбрался из разодранного трупа Клыкозуба, а затем закашлялся и сплюнул.
