– Видите, мой повелитель? – сказал он. – Видите, насколько я ценен?
Теплец поморщился, показав немногие оставшиеся зубы:
– Ценен? Воистину, писарь. Ничего не бойся. Я не такой, как мой брат.
Когда чародей и его слуга направились к крутой каменной лестнице, что вела наверх из подземелья, Теплец издал негромкий зловещий смешок.
Оба повернулись к нему.
Теплец пожал плечами:
– Простите. Сам не знаю, с чего вдруг засмеялся.
– Крошка не может заблудиться, – заявил Крошка, оглядываясь вокруг и хмуря широкий низкий лоб; сквозь тяжелые тучи на горизонте уже пробивалось солнце. – Вон там! – показал он. – Смотрите!
До крепостной башни было около трети лиги, если идти на юг. Братья двинулись в путь: Мошка, Малыш, Коротыш и, естественно, сам Крошка. Вскоре, преодолев несколько голых песчаных холмов, они добрались до тропы, которую каким-то образом не заметили прошлой ночью.
У ворот крепости они встретили Усладу: их сестра сидела возле двух лежавших друг на друге трупов с расколотыми головами. Увидев братьев, она встала.
– От вас никакого толку, придурки, – сказала она. – Я видела, что осталось от таверны, а Фелувил вся замоталась в простыню и даже не захотела приготовить мне завтрак.
– Тихо! – бросил Крошка; подойдя к воротам, он дал им пинка.
– Открыто, – сообщила Услада.
– Крошка не пользуется руками. – Он снова пнул ворота.
Пройдя мимо него, Малыш открыл тяжелую створку, и вся компания ввалилась внутрь.
В конюшне они обнаружили съежившихся слуг с широко раскрытыми от ужаса глазами, а в самом здании не нашлось ничего интересного, не считая пары разбитых железных статуй, лежавших в лужах вонючей маслянистой жидкости, и растерзанного трупа какого-то мужчины в мантии, который валялся в обеденном зале в окружении кровавых отпечатков демонических ног.
– Нужно обыскать каждую комнату, – сказал Малыш, – и посмотреть, не прячется ли там кто-нибудь.
Крошка, ворча, огляделся вокруг:
– Эти уроды сбежали, нюхом чую. Мы с ними не покончили. Не вышло. Крошке никогда ни с чем не покончить.
– Гляньте-ка! – вдруг воскликнул Коротыш. – Печенье!
Они с Малышом бросились к столу.
Пташка наблюдала через грязное окно, как мимо в бледных утренних сумерках проходят Певуны. Когда они скрылись из виду, она вздохнула и снова повернулась к лежавшему на кровати Хордило.
– Что ж, – сказала она, – я отправляюсь в Спендругль.
– Зачем? – спросил он.
– Устала я от всего этого. Собственно, и от тебя тоже. Не хочу больше тебя видеть.
– Если ты так считаешь, – бросил Стинк, – то проваливай, корова сраная!
– Лучше бы я переспала с козлом, – ответила она, беря свой пояс с оружием.
– Мы, знаешь ли, не были женаты, – промолвил Хордило. – Я просто тобой воспользовался. Женитьба для глупцов, а я не дурак. Думаешь, я поверил тебе прошлой ночью? Вовсе нет. Я видел, как ты пялилась на того козла, пока шла сюда.
– На какого еще козла?
– Меня не обманешь, женщина. Во всем мире нет бабы, которая смогла бы меня одурачить.
– Да, пожалуй, – кивнула она и вышла за порог.
В Спендругле Пташка встретила остальных членов отряда, и все радостно отправились грабить остатки «Солнечного локона».
С трудом переставляя ноги, Акль вошел в таверну, остановился и огляделся вокруг.
– Боги, что тут стряслось? Где все?
Сидевшая за стойкой Фелувил подняла голову, и он увидел ее перепачканное лицо и покрасневшие глаза.
– Все умерли, – ответила трактирщица.
– Всегда знал, что это заразно, – сказал Акль.
– Иди сюда, выпей.
– В самом деле? Хотя я тоже мертвый?
Фелувил кивнула:
– Почему бы и нет?
– Спасибо!
– И где, интересно, прячется этот проклятый сборщик налогов? – спросила она, наливая эль.
– Да нигде Шпильгит не прячется, – ответил Акль. – Он тоже мертв.
Фелувил подняла кружку.
– Что ж, – улыбнулась она, – нам есть за что выпить.
И они выпили.
Чуть позже Акль огляделся и вздрогнул:
– Не знаю, Фелувил… уж больно тут тихо, как в могиле.
По дороге, что вела на север от побережья, тяжело катился, подпрыгивая на камнях и бороздах, массивный, покрытый черным лаком экипаж на рессорах. Из ноздрей шестерки лошадей от утренней прохлады валил пар, и в уходящих сумерках ярко сверкали их красные глаза.
На этот раз Бошелен сидел рядом с Эмансипором, который держал поводья.
– Прекрасное утро, Риз.
– Угу, хозяин.
– Воистину назидательный урок на тему природы тирании. Признаюсь, я лично получил немалое наслаждение.
– Угу, хозяин. Что там такое тяжелое? Будто не экипаж, а корабль с полным трюмом воды.
– Ну, мы ведь везем похищенное сокровище, так что стоит ли удивляться?
Эмансипор что-то проворчал, не вынимая изо рта трубки.
– Я думал, вас с Корбалом не особо интересует богатство и прочее.
– Только как средство достижения цели, любезный Риз, как я уже объяснял прошлой ночью. А поскольку наши цели намного обширнее и значительнее всего, что могла бы придумать горстка объявленных вне закона стражников, полагаю, решение было очевидным, согласны?
– Угу, хозяин. Очевидным. И все-таки мне немного жаль тот отряд.
– Ваша способность сочувствовать, любезный Риз, посрамит все человечество.
– Эх… сами видите, куда она меня завела!
– Весьма невежливо с вашей стороны, Риз. Вам очень хорошо платят, заботятся о многих ваших нуждах, сколь бы безвкусными те ни были. Должен вам сказать, что вы первый из моих слуг, кто прожил столь долго. Соответственно, я отношусь к вам с немалым доверием и с неменьшей любовью.
– Рад слышать, хозяин. И все же, – он искоса бросил взгляд на Бошелена, – позвольте поинтересоваться, что случилось с остальными вашими слугами?
– Мне пришлось их убить, всех до единого. Должен отметить – несмотря на немалые вложения с моей стороны, что, как вы понимаете, весьма разочаровывает. Собственно, в ряде случаев я был попросту вынужден защищаться. Только представьте: кажущийся преданным слуга пытается убить своего хозяина. До чего же низко пал мир, Риз. Стоит ли удивляться, что я предвижу лучшее будущее, в котором я надежно восседаю на троне, правя миллионом жалких подданных и имея возможность не думать о собственной безопасности? Такова мечта тирана, любезный Риз.
