– Иного я и не ожидала, – фыркнув, заметила Элас Силь. – Заперлись, будто в осажденной крепости, как оно, полагаю, и есть на самом деле. Вряд ли в ближайшее время мы услышим с алтаря зловещие проповеди нашей богини: похоже, она забилась в нору от страха.
– Тсс! Во имя Бездны, Элас, ты что, с ума сошла?
– Сошла с ума? О да. Сверх всякой меры.
Они подошли к ступеням и разбросанным на них телам, которые начали шевелиться при звуке их голосов, поднимая голову и тараща мутные глаза. Имид и Элас молча остановились.
– Она нас не спасет! – простонала какая-то женщина. – Нездоровые… они повсюду! Пьют, курят и все такое! Ах… мне от одного их вида делается плохо! Только взгляните на них! Больные, отвратные, тошнотворные!
– Больные, отвратные, тошнотворные! – нараспев подхватили несколько голосов.
Вскоре уже все бормотали одно и то же, будто мантру:
– Больные, отвратные, тошнотворные!
– Сохрани меня Госпожа, – прошептал Имид. – Это же благодетели! Смотри, они чахнут прямо на глазах!
– Вспомни, чему нас учили как святых, – сказала Элас. – Распутство подобно чуме. Смертельное, всепожирающее скопище демонов, разрушающих разум, тела, души. Распутство есть кошмарное бегство от естественных страданий, в то время как страдания суть тот путь, которым надлежит следовать. Почему? Да потому, что этот путь – единственно честный.
Имид уставился на нее:
– Ты же не веришь во всю эту чушь?
– Нет, конечно, но эти люди верят.
– И их убивают собственные убеждения?
– Именно так.
– Но это же безумие! – Имид Факталло шагнул вперед, держа на руках хнычущего младенца. – Послушайте меня! Я святой! Слушайте все!
Стоны и бормотание смолкли, и в свете пламени с надеждой блеснули глаза.
– Вы что, слепые? – спросил Имид. – Трезвость означает ясность взгляда, а ясность взгляда означает способность увидеть истину! Узреть, насколько несправедлива, жестока, незначительна и уродлива ваша жизнь! Понять, как всеми сторонами вашего убогого существования управляют другие, и они не просто правят вами – им на вас откровенно насрать!
В ответ на неосторожно брошенное Имидом грубое слово послышались судорожные вздохи и чей-то приглушенный вскрик:
– Нельзя так говорить!
– Какая гадость!
– Нет-нет, не желаю слушать!
Младенец расплакался.
– Это все пустые слова! – крикнул Имид. – Никто из властей предержащих не даст и…
– Молчать! – раздалась со стороны входа в храм зычная и четкая команда.
Благодетели на ступенях облегченно заголосили, оборачиваясь. Имид и Элас уставились на женщину в серых одеждах, которая подошла к алтарю и встала справа от него.
– Это же Громогласная Монахиня! – крикнул кто-то.
Ребенок снова заорал.
Женщина в сером обвиняюще нацелила на Имида палец, и у него дрогнули колени.
– Ты! – прошипела она.
– Я! – машинально ответил Имид.
– Проповедник ложных истин!
– Что? – спросила Элас Силь.
– Богохульник! Проповедник того, что не следует знать!
– Ну и ладно! – внезапно необъяснимым образом осмелев, крикнул Имид. – Теперь-то уже слишком поздно, верно?
Снова послышались вздохи. Хуже того, на площади позади них собралась толпа – как мертвых, так и живых.
– Похоже, ты здорово вляпался, – произнесла за спиной Имида Элас.
Монахиня развела руки в стороны.
– Требуется суд! – воскликнула она. – Пусть же заговорит Госпожа Благости! Со своего пресвятого алтаря!
Изнутри каменной глыбы рядом с женщиной послышался странный скрежет, а затем дрожащий голос:
– Не дитя ли я чую?
Шлепок по тяжелой отвисшей щеке, потом еще один, и еще, и еще…
– Хватит! Пожалуйста! Больно!
– Тошнот? Ты проснулся?
Моргнули мутные заплывшие глазки, и горестное выражение сменилось хмурым взглядом.
– Инеб Кашель? Ты никак решил меня прикончить?
– Я пытаюсь тебя разбудить!
– Я что, заснул? Неудивительно, знаешь ли. Нажрался до отвала – ну и ночка! Просто не ожидал!
Инеб Кашель стоял на груди демона Чревоугодия – вернее, на левой ее половине, потому что Тошнот Неопрят настолько разросся, что заполнял собою весь переулок. Складки плоти упирались в стены, почти вываливаясь на соседнюю улицу.
– И все-таки придется тебе встать, – сказал Инеб, рыгнув и обдав его перегаром. – Ты мне нужен. Нам предстоит отправиться в путешествие.
– В путешествие? Куда?
– Недалеко, обещаю.
– Не могу. Слишком тяжело. Еще немного, и я лопну – боги, откуда такая алчность?
Присев, Инеб поскреб рябой подбородок:
– Видать, накопилась за все это время. Таилась где-то в глубине. Что касается еды: видел на улицах хоть одну собаку? Кошку? Лошадь? Я тоже не видел. Ночь превратилась в кровавую баню, и она еще не закончилась. Кто мог такое вообразить?
– Так что все-таки случилось? – спросил Тошнот.
– Кто-то в городе нанял двоих некромантов, Тошнот, чтобы положить конец этому царству ужаса. – Он шмыгнул носом, из которого текло из-за набившейся пыльцы. – Похоже, начало стало бурным.
– Некромантов?
– Да. Один из них – заклинатель демонов, и мне от этого не по себе, Тошнот. Еще как не по себе. Но покамест он не пытался меня пленить, и я считаю это хорошим знаком, ведь я долго был очень слаб.
– Но теперь-то беспокоиться не о чем? – Тошнот поерзал, и под Инебом пошли волнами массы плоти. – Теперь мы слишком сильны. И никакой заклинатель над нами не властен.
– Пожалуй, ты прав. И похоже, эти некроманты держат свое слово. Свалят Макротуса с трона, посадят на его место кого-нибудь не столь ужасного, и Диво вернется к обычному для него состоянию упадка. Может, даже самого Некротуса на трон возведут: второй некромант его воскресил.
– О радость!
– Так или иначе, нам нужно идти. Не видел в последнее время Лень?
– Она только что была тут…
Откуда-то снизу послышался слабый стон.
Те горожане, которые были еще способны двигаться, уже покинули площадь перед дворцом, когда Эмансипор Риз заметил Бошелена. Его хозяин медленно шел, заложив руки за спину и то и дело останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов с разнообразными увечными мертвецами и неупокоенными, в сторону ступеней, на которых сидел слуга.
Бошелен пристально взглянул на Эмансипора:
