Я обхватил ее мизинчик своим и сжал его.
– Обещаю, Об.
Она обхватила меня руками за шею и прижалась. От сестренки пахло леденцами со вкусом зеленого яблока. Обри настолько пристрастилась к этим конфетам, что родители больше не разрешали ей есть сладкое. Я знал, что она прячет под кроватью пачку яблочных леденцов и грызет их, когда никто не видит.
Знал, потому что сам их ей дал.
– У нас будет лучшее утро на свете! – воскликнула она.
Тогда я видел в последний раз, как моя сестра улыбается.
Да я вообще видел сестру в последний раз.
– Уэсти? Уэсти, просыпайся!
Я простонал и перекатился на живот, крепко зажмурившись. На мне не было футболки, только боксеры под одеялом. Не проблема. Обри тысячу раз видела меня без футболки. Но я знал, что Уитли, которая спала рядом, тоже без футболки. А такого Об раньше не видела. Я хотел открыть глаза и убедиться лично, что видно или не видно моей сестренке, прикрылась ли хотя бы Уитли одеялом, но даже не мог продрать глаза.
Зря я так нажрался вчера вечером.
Все как-то быстро вышло из-под контроля. От стрип-покера, когда все мои друзья остались голыми, мы перешли к шотам, а проглотив семнадцать шотов – по одному за год жизни, – я сразу вырубился. К счастью, перед этим я быстренько перепихнулся с Уитли у себя в комнате. Но я совершенно не помнил, когда нам удалось нацепить одежду.
– Уэсти? Ну, пожа-а-алуйста! – услышал я тоненький писк Обри.
– Не сейчас, Об, – с трудом прохрипел я.
– Но ты обещал! – взмолилась она.
Я поерзал в кровати, пытаясь продрать чертовы глаза и посмотреть на сестру, но увы. Веки словно весили по пятьдесят килограммов каждое. Тело ныло, как будто по нему прошлись все уроды этого города. Туда и обратно.
– Ага, сделаю тебе блинчики через час.
– Вафли! – взвизгнула она в ответ на такое кощунство. – И уже почти десять! Мама с папой скоро приедут, а ты знаешь, что они не разрешают мне есть вафли.
Я прекрасно знал почему. От этих яблочных леденцов на молочных зубках сестры образовался кариес, поэтому предки приняли дополнительные меры предосторожности, чтобы у нее не испортились и новенькие зубки. Вот почему вафли были для нее большим событием. И я в полной мере готов сделать ей эти чертовы вафли с шоколадной крошкой и свежими яблоками. Просто нужен еще примерно час, чтобы снова почувствовать себя человеком. Неужели я прошу слишком многого?
– Еще полчасика… – пробормотал я с закрытыми глазами.
– Они уже вернутся!
– Тогда я отведу тебя завтра в кафе. Обещаю. А еще куплю молочный коктейль. Скажем, что пойдем на каток.
– А я хочу вафли сейчас. Не завтра. Да и что это за обещание, если ты все равно его не сдержал?
– Ложь? – с сарказмом просипел я.
С похмелья я был таким гадким. Я засмеялся над своей
же вшивой шуткой. Во рту стало еще противнее. За все шесть лет я всегда выполнял обещание, когда мы с Обри давали клятву на мизинцах. Я никогда не нарушал ее. Но, хоть тресни, эту сейчас не мог исполнить. Я даже пошевелиться не мог: голова так раскалывалась.
– Ты такой… такой… идиот! – у нее дрогнул голос.
Я знал, что она так говорит, когда готова заплакать, а именно это сейчас и произойдет.
– Ну, Об…
Я снова попытался открыть глаза. И снова не смог. Я услышал, как она быстро затопала по покрытому ковролином коридору. Наверное, побежала к себе в комнату, где будет ненавидеть меня вечно. Я пытался обнадежить себя. Все нормально. Завтра я отведу ее в кафе – нет, к черту, сегодня же днем – и все исправлю. Мы покатаемся на катке, потом сходим в «Блинный домик», и я закажу ей столько вафель, что у нее все артерии в теле забьются бляшками.
– Родной? – простонала лежащая рядом Уитли и закинула руку мне на грудь. – Это Обри заходила? Все нормально?
– Все нормально. Спи давай.
И мы уснули.
Насколько я помню, прошло часа два, когда я проснулся, но на самом деле всего лишь сорок минут. Я почуял запах горелого. Горела еда.
Или пластмасса?
Горела ткань.
Или пахло горелой плотью, как у мясников.
Нет, всем перечисленным.
Я заморгал и попытался сесть. Голова будто весила тонну. Мне захотелось надавать себе по морде за то, что так сильно вчера надрался. Уитли еще мирно спала рядом.
Я огляделся и принюхался. Вроде все как обычно. Нормально. Кроме того, что из коридора в мою комнату заползал дым.
Какого?..
Именно такой выброс адреналина был мне нужен, чтобы протрезветь. Я выпрыгнул из постели, как будто у меня задница подгорала, и бросился на первый этаж, перепрыгивая через три ступеньки. Что-то точно горело. Просто не моя задница.
– Об? Обри? Обри! – закричал я во всю глотку и даже не стал ждать ответа.
Я спускался по лестнице, а дым поднимался вверх. Сбежав на первый этаж, я встал в густом облаке черно-серого дыма. Схватил с лампы футболку, которую кинул туда вчера вечером, и прижал ее к носу. Воздух был раскаленным, и я закашлялся.
Источник пожара находился на кухне, поэтому туда я и побежал.
– Обри! – продолжал звать, кричать, умолять я.
Ответа не последовало. Когда я добрался до кухни, то мне пришлось отступить назад. Огонь почти добрался до гостиной, а поскольку там были ковер и обои, то он быстро распространялся.
– Уэст? Господи! Уэст! – услышал я за спиной крик Уит. Она бежала по лестнице.
– Уходи! Сейчас же, Уит!
– Уэст, я голая!
– Вон! – Я побежал прямо в огонь, наплевав, что сгорю заживо – главное спасти Обри.
– Где Обри? – услышал я вопрос Уит.
Я не ответил. Махал рукой, пытаясь разогнать дым и разглядеть хоть что-то за языками пламени.
Как только мне удалось, то я тут же пожалел о своей тупости. С чего я вдруг решил, что у меня есть шанс спасти сестру?
На одном из шкафов в нашей кухне был открытый крючок. Раньше это была дверная ручка, но несколько недель назад я случайно выдернул ее и так и не удосужился починить. Мама проела мне весь мозг, говоря, что это опасно для здоровья. Кто-нибудь может пораниться.
