– Погодите, – перебила его я. – Насколько ваш старший сын был замешан в делах Гильема?
– Он ничего не знал! Клянусь!
– А вы?
– И я. Гильем давно взрослый, у него своя жизнь… была. Я удивлен, что ты вообще знаешь о его существовании.
– Я бы хотела никогда о нем не знать, – усмехнулась я. В следующий миг до меня дошло. – Погодите. Вы утверждаете, будто не знали, что ваш сын ведет дела с человеком, который был мужем вашей дочери?
Может, конечно, граф был великолепным актером – но глядя на его ошарашенное лицо, я поверила.
– Когда Розалин сбежала из дома, Гильем искал ее, а потом, вернувшись, сказал, что она замужем за трактирщиком и предпринимать что-либо поздно. Мы утешились тем, что, по крайней мере, дочь не пошла по рукам.
И вычеркнули ее из своей жизни.
Я засучила рукав, показывая рубец от ожога.
– Ваш сын, мой дядя, оставил мне это. И он намеревался продать в рабство меня и мою семью. Об этом вы тоже ничего не знали?
Граф словно разом стал вдвое старше.
– Я думал, речь идет только о контрабанде. Торговать людьми, точно язычники… Ты уверена, что он не просто пытался испугать?
Насколько я помню, через пару веков белые христиане не погнушаются торговать рабами. Черными да и белыми – ирландцев продавали как рабов, хотя потом об этом старались не вспоминать.
– Я уверена, что это были не пустые слова. Гильема схватили, когда он пытался осуществить свою угрозу, а в трюме корабля нашли троих парней, которых он украл с земель нашего лорда. Если думаете, будто я лгу, чтобы очернить его – поговорите с герцогом Альбином. Он видел все сам. И если ваш старший сын в этом замешан – я и пальцем не пошевелю, чтобы вам помочь.
– Нет, клянусь, он ничего не знал!
– Как выясняется, вы не слишком-то в курсе дел своих детей.
Хотя это нормально, наверное. Дети вырастают, у них появляется своя жизнь. И не всегда она соответствует чаяниям родителей.
– Ему незачем! Я давно передал дела Лютеру, наши земли приносят неплохой доход, которым он может распоряжаться на свое усмотрение. Ева, пожалуйста! Неужели тебе не хочется стать графиней?
– Зачем бы мне это? Я довольна тем, что у меня есть.
В самом деле. Мне нравилось то, чем я занимаюсь, нравилось строить планы и видеть, как они воплощаются. Фил прав – надо выкупить таверну, отдать ее ему в распоряжение, и пусть почувствует себя самостоятельным – тесновато ему уже ходить в детях… Я заставила себя вернуться в реальность.
– Графиня-трактирщица? Вам самому не смешно?
Граф сник:
– Я не знаю, как еще просить. Что обещать. У Лютера двое детей, старшему двенадцать… – Его голос упал до шепота: – Будь же милосердна!
Я вздохнула. В конце концов, наверное, это меня в самом деле ни к чему не обязывает.
– Что от меня требуется?
– Подписать обязательства. И пройти чин сынотворения в церкви.
– Но что если просьба герцога останется без внимания? – спросила я.
– Я знаю, что покупаю не спасение сына, а шанс на него. Но выбора у меня нет.
– Покажите документы.
Я несколько раз внимательно перечитала все, что мне предлагали подписать. Никакого подвоха. Лайгоны признают меня дочерью, потом в церкви совершается обряд. Я становлюсь графиней, но на наследство в самом деле не смогу претендовать – майорат, все достанется Лютеру, старшему. Правда, он будет обязан содержать меня, пока я не выйду замуж…
– Мне нужна еще одна расписка. Что ни вы, ни Лютер не станете пытаться выдать меня замуж против моей воли.
– Но она не будет иметь силы!
– Неважно. Будем считать ее декларацией намерений.
Смогут ли мои новообретенные родичи претендовать на трактир? Он принадлежит Филу. Опекун Фила – его дядя в Бернхеме. После того, как повязали Гильема, мы все вместе съездили в город. Дядя согласился написать траст, согласно которому я управляла всеми делами трактира в пользу несовершеннолетнего брата. Само собой, дядя сделал это небезвозмездно – двадцатая часть от прибыли после вычета расходов на его содержание в конце года должна будет перейти ему. Остальное делилось между нами четырьмя, правда, я, как единственная совершеннолетняя, должна была управлять и этими деньгами. Дядя попытался было заявить, что деньги младших должны храниться у него, но мы не согласились. Переговоры прошли бурно, девочки, которые при этом присутствовали, сидели с ошалевшими лицами, и даже я узнала несколько новых выражений, но нам удалось настоять на своем.
Так что Лайгоны на трактир и прибыль с него наложить лапу не сумеют. Какие еще подводные камни могут быть? Вроде бы никаких. Кроме одного – Альбину-то это зачем?
Глава 48
– До меня доходили слухи, что его величество был против того, чтобы усыновлением узаконивать внебрачных детей, – осторожно заметила я. – И уж тем более внебрачных внуков вроде меня.
– Насколько я понял, король пересмотрел свои взгляды.
Интересно, почему? Если я правильно понимаю – из того, что мне удалось подслушать – это же лорд Роберт, который покрывал делишки Гильема, был инициатором того запрета? Тогда, возможно, озлившись на кузена, король решил поступить ему наперекор. А озлился он потому, что Альбин и маги, которых он нанял, вытащили все эти делишки на свет божий. Не может ли быть, что Альбин таким образом просто пытается расплатиться со мной?
Дать бы ему по морде этими бумагами! Но Лайгоны здесь ни при чем, и потому я подписала.
– Поехали в церковь, – сказал граф.
– Сейчас?
– Да, чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.
Теперь он походил на жениха, которому навязали немилую невесту и который хочет как можно быстрее завершить все формальности и уехать в загородное имение, да куда угодно, лишь бы подальше от свежеиспеченной супруги.
Я мысленно перебрала дела – могу ли я прямо сейчас бросить все на два с лишним часа? Пожалуй, что могу. Еда готова, гостей пока нет: все уехали утром, а новые появятся, как всегда, под вечер, Лайгоны, явившись днем, выбились из привычного для нас распорядка.
– Хорошо, поехали.
Сам обряд оказался не слишком впечатляющим – мы трое держали зажженные свечи, священник читал молитвы. Я расслышала «Pater noster
11», остальное разобрать не смогла, не зная латыни. Потом мне пришлось преклонить колени перед свежеиспеченными родителями, пообещав любить и почитать их. Встав, я расцеловалась с обоими. Напутствие священника – кажется, тоже слегка ошалевшего от происходящего – я слушала вполуха, а потому толком не запомнила.
Не поспешила ли я согласиться? Пожалела никогда не виденного двенадцатилетнего сына… теперь, получается, моего племянника. Гильем-то младших бы не пожалел. Но, наконец, все закончилось. Священник благословил нас на прощание, и можно было возвращаться домой.
