– Заместитель ваш уже нажаловался? – с усмешкой спросила я.
Щеглов злобно прищурился.
– Тебе что, заняться больше нечем? Совсем распустил вас Василий. Надо сказать ему, чтобы занялся тобой.
Я смотрела на его лоснящееся лицо, раскрасневшегося от гнева, и вдруг задала ему вопрос, от которого у него практически вылезли из орбит глаза.
– Скажите, это ведь вы убили Вику Князеву?
У Щеглова просто подкосились ноги. Он резко рухнул в собственное огромное кожаное кресло, но через минуту поднялся, опираясь на стол костяшками пухлых ладоней.
– Да что ты себе позволяешь, дрянь? – заорал он так, что цвет его лица стал устрашающе багровым, – Ты кем себя вообразила, журналисточка чёртовая? Забыла, кто хозяин в этом городе? Всё, ты больше не работаешь! Уволена к чёртовой матери. Сваливай из моего города, чтобы я больше здесь тебя не видел!
– Боитесь, что я буду мозолить вам глаза, постоянно напоминая о совершённом преступлении? – спросила я. Не знаю, почему именно эта фраза произвела на Щеглова такое впечатление. Он уставился на меня так, словно увидел приведение. Через секунду он снова рухнул в своё кресло, схватившись за голову, издавая странные звуки. Я распахнула дверь кабинета и громко крикнула, призывая на помощь длинноногую секретаршу. Она вбежала, испуганно размахивая руками.
– Вызывай скорую, – сказала я, после чего девица наконец-то начала действовать адекватно. Прибывшие через несколько минут врачи забрали Щеглова в больницу. У него случился инсульт. Мне трудно судить, можно ли это считать справедливой расплатой за его преступления, но виноватой себя я не чувствовала. Может быть, его настигла высшая кара, поскольку наказания, согласно человеческим законам, он избежал.
Этим же вечером я встретилась с Сашей. Я ждала его на городской набережной, глядя на пламенеющие вспышки заката.
– Ну, ты даёшь, подруга. – сказал он, едва успев поприветствовать, – Столько шума наделала! А как со Щегловым вышло? Откуда ты вообще узнала о его причастности к исчезновению Вики?
У него было столько вопросов, что я едва успевала отвечать на них. Помня о том, что мы с ним напарники, что было неоднократно подтверждено нашими совместно проведёнными делами, я подробно рассказала ему о результатах своего расследования. Как и следовало ожидать, он был под большим впечатлением.
– Кто бы мог подумать, что убийцей девушки окажется мэр! Хотя, действительно, в настоящее время ему грозила только испорченная карьера. Ведь привлечь его к уголовной ответственности было уже нельзя.
– Да. Но, будем считать, что он наказан уже достаточно сурово. Мне даже на секунду показалось, что в моём лице ему привиделась сама Вика, явившаяся воздать ему по заслугам. Впрочем, это уже что-то из области мистики. А в мистику, как ты понимаешь, я не верю.
– Думаю, теперь наш город ждут большие перемены. Щеглову предстоит тяжёлая реабилитация, после которой вряд ли он сможет по-прежнему руководить.
– Жаль, но это будет уже без меня, – сказала я, переполняемая нежной грустью.
Саша внимательно посмотрел мне в глаза.
– Значит, всё-таки уезжаешь?
– Да, я уже приняла решение. Причин для этого более чем достаточно. К тому же, Денис уже заждался. Прости, что не смогу присутствовать на твоей свадьбе, – я печально улыбнулась, снова взглянув на приятеля.
– Ладно, брось. Я всё понимаю. Отговаривать не стану, делай, как считаешь правильным.
Мы постояли ещё несколько минут, глядя на последние лучи заката, затем распрощались, пообещав друг другу по-прежнему оставаться на связи. Я знала, что этот вечер с лёгкими нотами ностальгии останется в моём сердце на долгие годы.
На похоронах Вики было много народа. Казалось. Весь город собрался, чтобы предать её останки земле. Слухи у нас распространяются быстро, и весь город уже знал, что случилось с Щегловым, и какие события этому предшествовали. Видимо, у его секретарши был прекрасный слух и очень длинный язык. Проститься с Викой пришли и многие из тех, с кем я встречалась, расследуя её гибель. Наталья Петровна стояла у могилы дочери с каким-то торжественным и отрешённым лицом. Она уже смирилась со своей утратой. Возможно, все эти девятнадцать лет она понимала, что практически нет надежды на то, что её дочь жива. Недалеко от неё стояла Алёна, опираясь на руку высокого молодого мужчины, видимо, своего мужа. В глазах женщины стояли слёзы, а её лицо, на котором сегодня не было ни грамма косметики, казалось совершенно юным. Здесь же я заметила Михаила Савкина, стоящего с самого края, который стыдливо прикрывал своё испитое лицо козырьком затасканной бейсболки, а также Руслана Ибрагимова, облаченного, не смотря на тёплую погоду, в чёрный элегантный костюм из плотной ткани. На его лице читалась неподдельная скорбь, которую не позволяла ему ярко демонстрировать мужская гордость. Самойлову и Левченко я не заметила среди собравшихся. Видимо, у них были свои соображения для того, чтобы проигнорировать церемонию. Зато я заметила Анатолия Егорова рядом с невысокой пухленькой блондинкой и курносым носиком, видимо, Лилю Рожкову. Она постоянно смахивала с глаз невидимую слезинку носовым платочком и скорбно закусывала губку. Возле самой могилы стоял Кирилл Баринов с трагическим выражением на своём холёном лице. Именно он произнёс прощальную речь, закончившуюся словами «покойся с миром», после чего останки были преданы земле. С кладбища люди выходили в мрачной тишине, прерываемой редким шепотком или тихим всхлипыванием. Я поймала себя на мысли о том, что многострадальная душа Виктории Князевой наконец-то обрела покой. Прямо с кладбища я направилась в телецентр. Припарковав машину у здания, я с грустью подумала о том, что мои ежедневные визиты сюда остаются в прошлом.
В руках я держала уже подготовленное заранее заявление на увольнение.
– Ты с ума сошла? – удивлённо спросила меня Алла, секретарша Вась-вася, когда пробежала глазами протянутую ей бумажку.
– Нет, думаю, что я абсолютно в порядке, – ответила я спокойным голосом.
– Ты хотя бы поговори с ним, – тихо сказала Алла, имея в виду Вась-вася. Я отрицательно помотала головой. Как раз на это у меня совершенно не было душевных сил. Я не считала это малодушием. Просто для меня это был уже совершенно другой, чужой и непонятный моему сознанию человек. А мне хотелось сохранить в своей памяти частичку того Вась-вася, которого я любила и уважала все эти годы. Возможно, он и сам это понял, поскольку не звонил мне с расспросами и уговорами остаться. Слухи в нашем городе распространяются очень быстро, и наверняка он догадывался о причине моего поступка.
Вечером я отправилась в театр, где сегодня шёл спектакль по пьесе современного автора. В главной роли, конечно же, блистала моя мама.
Я от души восхитилась её игрой, хотя спектакль смотрела уже не в первый раз. После этого мы вместе отправились домой к родителям, где нас уже дожидался папа. Мы пили чай и обсуждали последние новости. Моё увольнение они приняли стойко.
