— А тебе, значит, прошлый раз не понравился? — нахмурилась Янка.
Не будь рядом Юры, она бы устроила Лёшке «разнос»! Его верность семейным традициям умиляла. Но стоило ей вообразить этот праздник, в кругу его шумной семьи, где будут сестра с тремя спиногрызами, его отец со своими бестактными шутками и мама, в её неизменном желании всех накормить.
Его родня приняла её очень радушно! Но во всем этом чудилась фальшь. Возможно, сама Янка, еще будучи на распутье, ощущала себя неуместной среди них. Как будто она не имела права там быть! Она улыбалась, кивала и весело хлопала, когда Лёшкины племяши декларировали с табуретки заученный стих. Притворно смущалась на колкие реплики папы. И опускала глаза, когда его мать принималась вслух фантазировать, какими будут их с Лёшкой дети.
Он отложил в сторону вилку, протянул к ней ладонь и погладил открытое плечико:
— Это был лучший новый год в моей жизни, — услышала Янка.
— Ну, да, — она саркастически усмехнулась.
— Просто втроём уже будет не так романтично, — продолжил Лёшка, кивая глазами на «третьего лишнего».
Поняв, что речь зашла о нём, Юрка встрепенулся.
— Ребят! — поспешил он «откланяться», — Если дело во мне, то я — пас!
Лёшка вздохнул:
— И чё, будешь один, в своей старой двушке дудолить наливку?
Юрка хмыкнул:
— Забудь! Я вообще не люблю Новый год!
На его возражения Лёшка тут же вынес вердикт:
— Ты просто не умеешь его отмечать. Мы покажем тебе! Да, Янок?
Янка задумалась. Присутствие на празднике Юры в корне меняло дело. И скучное семейное торжество обретало совсем иной смысл. Она кивнула, давая согласие.
И Лёшка расплылся в улыбке:
— Шашлычки, свежий воздух, племяшки, Маркиза и Жмот.
Юрка фыркнул, едва не подавившись котлетой:
— Странные имена у племяшек, — выдавил он.
— Да нет! — рассмеялась Янка, — Это кошка и пёс. А племяшки — Маруся и Лев.
Теперь нахмурился Лёшка:
— Вот сейчас я вдруг понял, что не вижу разницы, — сказал он, смеясь.
Время двигалось со скоростью света. Бутылка вина опустела, тарелки, храня остатки закусок, сиротливо жались друг к другу на узком журнальном столе. Телевизор трудился, создавая музыкальный фон их уютному мини-застолью. Пока парни мерялись «письками», обсуждая свои достижения, Яна решила убрать со стола.
Дефилируя с грязной посудой по коридору, она вдруг заметила на полу под вешалкой темнеющий черный комок. Оставив тарелки на тумбочке, она наклонилась, чтобы поднять его. Взяла в руки, ощущая под пальцами незнакомый рельеф. Распахнула, пытаясь представить себе в темноте его истинный цвет. Темно-синий? Ведь он же любит такой? Хотела повесить на место. Но вместо этого вдруг прижала к лицу и… вдохнула. Терпкий, чуть горьковатый запах парфюма коснулся ноздрей. Он был верен своим вкусам. И пах точно также, как в прошлый раз.
Отголоски табачного дыма проникли в её затуманенный мозг. Нарушая там что-то, в её голове. Выводя из строя налаженный механизм. И ей захотелось, безумно, надеть его, этот свитер. Пропитанный им! Оказаться внутри, ощутить его тяжесть. Сердце забилось в неистовом ритме. Горло сдавило от жуткой, почти удушающей мысли.
«Я влюбилась», — подумала Янка. И эти слова, как озарение, застали её врасплох. Превозмогая желание, заставляя себя, она вернула свитер на вешалку. И, словно сомнамбула, двинулась дальше, на кухню. Оставив на тумбе стопку грязной посуды.
Открытие было чрезвычайным! И остаток вечера она избегала попадаться ему на глаза. Казалось, что эта фраза, которую она сама боялась озвучить, слетит с её губ, как только их взгляды пересекутся. Он нашёл её сам! Когда все тарелки были уже перемыты, и Янка стояла, уставившись с балкона вниз. В бесконечную тьму, где не видно ни зги. Только мутные остовы лысых деревьев.
Она вздрогнула, как от удара, когда балконная дверь отворилась со скрипом. Но, вопреки ожиданиям, ничего не случилось! Он вынул из пачки одну сигарету, сунул в рот и зажег.
— Зимушка, зима, — протянул Юрка, с досадой глядя на улицу.
— А в Риге другая зима? — тихо спросила Яна, радуясь, что речь зашла о погоде.
— Год на год не приходится, — он задумался, вспоминая, — В горах хорошо! Я раз в год обязательно езжу в Сигулду, на лыжах кататься.
Янка усмехнулась про себя, вспоминая, что в последний раз каталась на лыжах в городском парке.
— Так чем ты занимаешься в Риге? — спросила она. — Лешка говорил, ты что-то строишь?
— Да, — Юрка вздохнул, — Строю, ломаю и снова строю.
Прозвучало расплывчато. Но было ясно, что подробностей не дождаться. И потому Янка решила сменить тему:
— А ты в Юрмале был?
Юрка кивнул:
— Конечно! У моей тетки по отчиму там дом свой. Она сдает его летом.
— Класс! — мечтательно улыбнулась она. — Там красиво?
— Ну, красиво везде, но по-своему, — философски заметил Юра, — Зимой там не фонтан. А летом, да! Солнце, море, чайки наглючие.
— Романтика, — согласилась Янка.
Юра взглянул на неё как-то странно. Он выпустил изо рта облако мутного дыма. И оно растворилось в проеме окна.
— Романтика — это, когда вдвоём. Тогда без разницы, где, — сказал он излишне серьёзно. Как будто речь шла о чем-то жизненно важном. И замолчал, не прекращая смотреть на неё! Глаза его в темноте казались глубокими, как чёрные дыры. А взгляд, таким неподъемным, тяжелым, проникающим в самое сердце…
— Вот вы где! — Лёшка хлопнул в ладоши, нарушая возникшую тишину. — Шепчетесь? Меня обсуждаете?
Он спустился с порожка и встал между ними.
— Говорил Янке, чтоб она уболтала тебя приехать, — произнес Юра голосом, в котором не было и намёка на только что промелькнувшее в его взгляде волнение.
«Показалось», — подумала Яна, медленно приходя в себя.
Между тем, Юрка продолжил:
— Погуляем по Риге, в Юрмалу съездим на пару недель.
— На пару? — передразнил его Лёшка, — У меня отпуск не резиновый!
Юрка состроил гримасу:
— Ну хотя бы на десять дней тебя же отпустят? Или без тебя предприятие встанет?
— Да уж, — язвительно хмыкнула Яна, памятуя про обещанный отпуск. Но в Лёшкином случае фраза «обещанного три года ждут» звучала правдоподобно.
Вместо ответа он, ничуть не смущаясь чужого присутствия, обхватил её сзади, заключая в кольцо своих рук. И Янкины слабые попытки «спастись» лишь усилили хватку.
— Вот к этому теплому заду прижаться, и ничего больше в жизни не надо, — блаженно выдохнул он и прижался, приводя приговор в исполнение.
