— Это… не комплимент. — Клавдия выпрямилась. — Костя… Знаешь, что ты сейчас сделал?
— Знаю, что сделаю в следующий раз, — проворчал я. — И от всей души советую забыть про этот долбаный эликсир!
Клавдия покачала головой.
— Ты не понял… Это была белая магия, Костя. С твоей стороны. Очень сильное воздействие. Но — белое.
— О чём ты… — начал я.
И замолчал. Понял.
— Ты бросился меня защищать, — пояснила Клавдия. — Хотел удержать от опрометчивого поступка — который мог бы мне серьёзно навредить. Действовал, прямо скажем, грубо, и в иных обстоятельствах я бы оскорбилась. Но у тебя не было цели уничтожить, понимаешь? Всё, чего ты хотел — защитить. И тебе это отлично удалось.
Я молчал, переваривая информацию.
— В следующий раз, когда будешь работать с магией, вспомни то, что чувствовал сейчас. Вспомни, что ты испытывал. Это поможет тебе стать сильнее. — Клавдия, уже вполне придя в себя, взяла меня за руки. Виновато проговорила: — Извини, что заставила понервничать. Но ведь сработало, согласись! Результат того стоил.
— То есть… Ты нарочно? — Я перевёл взгляд на осколки пузырька. — Что это?
Клавдия смущённо отвела взгляд.
— Микстура для полоскания горла. Совершенно безобидная вещь.
Она протянула руку в сторону склянки. Осколки пузырька, будто в обратной киносъемке, собрались в одно целое. Ядовито-жёлтое пятно исчезло.
— И, если бы ты её выпила…
— Всё, что мне грозило — это предстать перед твоим взглядом с перекошенной физиономией, — засмеялась Клавдия. — Жуткая гадость. — Она погладила меня по ладони, лукаво заглянула в глаза. — Ты ведь меня простишь?
— Ни за что.
— О… — Клавдия огорчённо отстранилась. Забормотала: — Право, Костя, я вовсе не…
— Я буду тебе мстить, — пообещал я. — Так страшно, что заставлю кричать. Вот, прямо сейчас и начну.
Обнял Клавдию и потянул за собой на тахту.
* * *
Дед предупреждал меня, что торжественная церемония — мероприятие масштабное. «Соберётся весь цвет российского общества», — так он выразился. Но я отчего-то не предполагал, что сбор этот начнётся непосредственно в Барятино.
В последние дни перед церемонией уходящий с тренировочной площадки лишь на время сна, я заметил, конечно, что Нина хлопочет по дому больше обычного. На мой вопрос, что происходит и не нужна ли помощь, она отмахнулась: «Ничего, управлюсь». Я выбросил вопрос из головы и продолжил тренировки.
А потому, когда накануне церемонии, во время занятий, услышал доносящиеся от ворот голоса, удивился.
— Гости начали прибывать, — объяснил Платон в ответ на мой вопросительный взгляд.
— Гости?
— Разумеется, согласно традиции. Григорий Михайлович, глава рода Барятинских, и вы — представитель рода на турнире, отправитесь в Императорский Летний дворец, где будет проходить церемония, в сопровождении кортежа.
Я поперхнулся. Сложно сказать, как именно представлял себе эту поездку. Но не в сопровождении кортежа — точно.
— Род Барятинских, несмотря на безвременную кончину Александра Григорьевича, всё ещё могуч и знаменит, — просто сказал Платон. — Даже если бы ваши родственники думали, что у вас нет ни единого шанса, они последовали бы за вами. Хотя бы только для того, чтобы поддержать вас. Род — это люди, которые будут вместе с вами всегда. Люди, которые разделят с вами как сладость победы, так и горечь поражения…
Я предостерегающе поднял руку.
— Я что-то не то сказал? — удивился Платон.
— Вы произнесли слово «поражение».
— И что же?
— То, что я суеверен.
— Вот как? — Брови Платона поползли вверх.
Я развёл руками:
— У каждого свои недостатки.
— Не замечал за вами.
— Не было повода откровенничать. — Я подошёл к разрыву в живой изгороди, отделяющей тренировочную площадку, в которую моими стараниями превратился задний двор, от въездной аллеи.
По аллее шествовала нарядно одетая пожилая дама, которую держал под руку дед. За ней на некотором расстоянии следовали две супружеские пары, среднего возраста. Рядом с ними шла Нина. Замыкала шествие Надя, возле которой степенно вышагивал пацан лет двенадцати, и скакали две девчонки помладше.
Платон встал рядом со мной. Прокомментировал:
— Под руку с Григорием Михайловичем — вдова его покойного брата. Екатерина Алексеевна Барятинская, урожденная Голицына. Супруг её, увы, покинул нашу грешную землю около пяти лет назад. Позади — их сыновья, Алексей и Павел, с жёнами и детьми.
Я благодарно кивнул, впитывая информацию. Знал от деда, что Платону озвучили ту же версию о моей «потере памяти», что и Наде. Поверил в неё учитель, или нет — этого я не знал. Мне было достаточно того, что он вводит меня в курс происходящего, не задавая лишних вопросов.
— Я должен выйти к ним, чтобы поздороваться?
Учитель покачал головой:
— Полагаю, в этом нет нужды. Зная Григория Михайловича, уверен, что он сделал всё возможное для того, чтобы вас не отвлекали. Когда будет нужно, вас пригласят. А пока можем продолжить занятия.
Я с облегчением выдохнул и отступил за изгородь — так, чтобы идущие по аллее люди меня не увидели. Не раздумывая согласился бы хоть на сотню дополнительных поединков — лишь бы не принимать участия в процедурах раскланивания, выражения почтения и прочего. Я был силён на поле боя — но не в знании этикета. Хотя Нина в последние дни, спохватившись, приложила немало труда к моему обучению.
«Ах, Костя, нет! Ты не можешь просто встать и уйти! Если вдруг возникнет такая надобность, необходимо сначала принести извинения за то, что собираешься покинуть общество…»
«Ох, Костя. Будь любезен, сдерживай шаг! Ты перемещаешься с такой скоростью, что мне кажется — по гостиной проносится ветер. И походка! Постарайся её смягчить. Сейчас ты ступаешь, будто хищный зверь…»
«Костя. Прошу тебя. Даже если ты не голоден, в начале фуршета правила этикета требуют принять бокал с напитком. Ты можешь не пить, просто держи его в руке. Иначе расстроишь хозяев…»
От всех этих премудростей голова у меня шла кругом. Больших усилий стоило, из уважения к Нине и её стараниям, сдерживать порыв послать к чертям все церемониалы вместе взятые.
Я уповал лишь на то, что во время церемонии мне понадобится минимум знаний. А после окончания занятий с Ниной на тренировочную площадку летел, будто школьник, отпущенный на перемену. Вот и сейчас вернулся на неё с облегчением.
Мы с Платоном замерли друг напротив друга. А в следующую секунду он кинулся в атаку. Сабли замелькали с бешеной скоростью. Цепь в моей руке, отражая удары, то удлинялась, то укорачивалась.
