Глядя на нарядную, украшенную фонарями и гранитным парапетом широкую набережную, я начал понимать, что имела в виду Полли, говоря о романтической прогулке. Гуляющих, несмотря на поздний час, вокруг хватало. Перед изящно изогнутым мостом, украшенным статуями, я заметил парковочную площадку. Отлично. Именно это мне и нужно.
Я свернул на парковку. Поставил машину в стороне от других, выключил двигатель.
Полли, всю дорогу болтавшая без умолку, вдруг замолчала. Посмотрела на меня, на другие машины, оставшиеся вдалеке. А потом вдруг начала заливаться краской.
Странно. Чего это она?
— У меня для тебя небольшой подарок, — объявил я. И вынул из кармана кулон.
— О… — Полли взяла хрустальное сердечко в руки. Зарделась окончательно — теперь уже от удовольствия. — Но зачем же ты… Право, не нужно было! Мы с тобой… Мы ведь просто друзья, верно? — а сама подалась ко мне.
Я наконец-то понял, чего она ждёт.
Увы, дорогая. Сегодня мне не до романтических поцелуев.
— Конечно, друзья, — простодушно улыбнулся я. — А этот подарок — в знак нашей дружбы. — Вспомнил слова Нины. — Очень модная вещица.
Перед словом «модная» Полли не устояла.
Вытащила из сердечка крохотную капельку-пробку, поднесла кулон к носу. Вдохнула.
— Ах! И впрямь, какой чудесный… — Она не договорила.
Глаза Полли закатились, голова упала на плечо. Отличная штука! Нина — молодец.
Я осторожно вытащил кулон из ладони у девушки, приладил пробку на место. Спрятал сердечко в карман и вынул из бардачка карту.
Гороховая… Ага. И правда недалеко.
Окна автомобиля были снабжены бархатными занавесками — в обычное время собранными и подвязанными витыми шнурами. Я распустил шнуры, закрыл занавесками пассажирское и водительское стёкла. Рядом с машиной никого не было.
Я вышел, вынул из багажника шофёрские куртку и фуражку, принадлежащие Трофиму. Знал, что у него всегда есть при себе запасной комплект одежды — службой Трофим дорожил и к своим обязанностям относился весьма добросовестно.
Я скинул фрак, натянул куртку. На голову надел фуражку, спрятал под неё косу. Козырёк опустил на лицо. Из аптечки вытащил медицинскую маску. Не чулок, конечно, но лучше, чем ничего. Опознать в таком виде представителя рода Барятинских — задача не из легких. Впрочем, Комаров узнает меня под любой личиной. Маскировка нужна для тех, кто встретится по пути.
Дополнительно сверяться с картой я не стал — дорогу запомнил. Быстрым шагом вышел на набережную и направился в сторону Гороховой улицы.
Глава 20
Два сапога
Трактир я увидел издали — большой, с ярко освещёнными окнами и нарядной вывеской «Два сапога», в окружении разноцветных лампочек. Изображения сапог так же присутствовали — видимо, для того, чтобы избавить потенциального посетителя от последних сомнений, что прибыл по адресу.
Я толкнул дверь. Тяжёлые запахи кухни и табачного дыма накинулись раньше, чем успел сделать первый шаг.
— Чего изволите? — осведомился лысоватый дядька в красной шёлковой рубахе и широких штанах, заправленных в начищенные до блеска сапоги.
Вопрос он задал не сразу. Несколько секунд понадобилось на то, чтобы меня разглядеть — всего, от маски до ботинок, — пытаясь определить уровень платежеспособности. Даже интересно стало, к какому выводу пришёл.
— Мне нужен Федот Ефимович.
Если окажется, что его здесь нет, времени у меня останется совсем мало. Но интуиция не подвела.
— Извольте обождать. — Дядька поклонился.
Мне показалось, что разочарованно. К Федоту Ефимовичу, видимо, заглядывала самая разная публика. И ждать от таких персонажей, как я, высоких барышей не приходилось.
Дядька махнул рукой. К нему подскочил пацан лет десяти. Дядька что-то быстро сказал. Пацан, метнув на меня любопытный взгляд, умчался прочь.
— Приболели? — глядя на мою маску, осведомился дядька.
— Немного. Простыл.
— Бывает, — понимающе покивал он. — Погоды нынче прохладные.
На дворе уже вторую неделю стояла жара — как я успел узнать, для здешних мест не характерная. Тоже кивнул дядьке. Мы с ним друг друга поняли.
— Велят звать, — объявил вернувшийся пацан.
Аж запыхался от усердия, так и сверлил меня любопытным взглядом.
— Проводи, — кивнул дядька.
— Пожалте. — Пацан махнул рукой, приглашая следовать за собой. — Федот Ефимович в отдельном кабинете. Они завсегда тама.
Мы прошли через общий зал — в обычное время наверняка набитый битком, а сейчас, на ночь глядя, почти пустой. В торце зала находилась перегородка. Дверь была скрыта за тяжёлым атласным занавесом, затканным золотыми узорами.
Пацан откинул занавес, предупредительно постучал. Дождавшись ответа, кивнул мне:
— Можно. Заходьте, — и отступил в сторону.
Я шагнул через порог.
Хм-м. Будто и не расставались. За большим круглым столом сидели Федот, Колька и Сенька. На диванчике в углу дулись в карты двое телохранителей.
Я двумя быстрыми шагами преодолел расстояние от двери до стола. Бросил медальон на столешницу перед Комаровым. Глядя ему в глаза, холодно процедил:
— Не ждал?
Колька и Сенька смотрели на меня обалдело. Вероятно, таким тоном с их боссом не разговаривал никто и никогда.
— Дозволь неучу бока намять, Федот Ефимович! — Колька — или Сенька? — начал грозно подниматься из-за стола.
— Пошел прочь, — приказал Комаров.
Колька или Сенька не сразу понял, что приказ обращён к нему. А вот Комаров, в отличие от своих тугодумов-приспешников, мгновенно догадался, что происходит. Кто перед ним стоит, и что может произойти дальше.
Повернулся к тому мужику, что сидел слева. Рявкнул:
— И ты тоже! Вон отсюда, все! — схватил со стола графин с чем-то недопитым, швырнул в угол, где сидели телохранители.
Графин разбился о стену, задекорированную узорчатой тканью. К узорам добавился новый — янтарно-коричневый. По полу покатилась уцелевшая пробка.
Педагогическим талантам Комарова надо отдать должное — его приспешники были отлично вышколены. Через минуту всех четверых как ветром сдуло.
— И чтобы рты на замке держать! — рявкнул вдогонку Комаров.
Ответа не последовало. Дверь закрылась беззвучно. Однако в том, что эти четверо скорее отрежут себе языки, чем решатся произнести хоть слово, сомневаться не приходилось.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, — засуетился Комаров. — Не серчайте на Кольку, это он по дурости взъерепенился. Народец они, известное дело — простой, верный, но умишком не богатый. Да, опять же, и не признали вас в такой одёже. Я сам едва признал! Не изволите ли чаю?
