* * *
За Полли я заехал ровно в восемь. Она выскочила из дверей дома, как ошпаренная, запрыгнула в машину и взвизгнула:
— Гони!
Только отъехав метров двести, я поинтересовался, что случилось.
— Просто хотела проехаться с ветерком, — спокойно сказала Полли.
Она открыла окошко со своей стороны и, высунув руку, ловила ветер.
Мысленно выругавшись, я сбавил скорость. И вовремя — чадящая колымага впереди как раз остановилась на светофоре.
— Ты знаешь сказку про мальчика, который кричал «Волки!»? — спросил я, стараясь не показать раздражения.
Мне всего-то надо «отбыть» с ней пару часов, а потом я буду решать уже настоящие вопросы.
— Ах, Константин Александрович, — вздохнула Полли. — Да можно ли в моём возрасте верить в сказки?
Я чуть не поперхнулся от неожиданности. Её слова вкупе с проникновенным взглядом живо напомнили мне, чем закончилась предыдущая встреча. Наш «подвешенный в воздухе» поцелуй.
Только тут до меня дошло, что если для меня поцелуй — это практически ничто, то для Полли он может значить… да практически всё. И, судя по её поведению, она отнюдь не намерена притворяться, будто ничего не было.
— Слушай, — сказал я, тронувшись на зелёный, — всё хотел спросить. А что это была за музыка?
— Музыка? — переспросила Полли.
— Ну да, вчера, когда мы…
Чёрт, разговор сам собой скатился к этому поцелую. Он — как сверхмассивная чёрная дыра, искажает вокруг себя пространство и время, всё стягивая к себе.
— Ах, да… — Полли как-то странно замялась с ответом. — А куда мы едем?
А куда мы едем? Я не настолько хорошо знал город, чтобы выбирать, поэтому на автопилоте двигался к той же набережной, где в прошлый раз оставил вырубившуюся Полли. Кстати, вот и выход. Про «подарок» она, кажется, благополучно забыла. Хороший побочный эффект, может, даже и не побочный. Значит, можно подарить его ещё раз.
Проснувшуюся было совесть я успешно подавил.
Припарковавшись, посмотрел на Полли. Та ответила мне робким взглядом.
— Пройдёмся? — предложил я.
Полли кивнула.
Было ещё светло, народ наслаждался тёплым вечером. Мы с Полли шли вдоль реки, ничем не выделяясь из множества пар. Ну, почти ничем. Кроме моего «костюма» — на который многие бросали заинтересованные взгляды.
— Постоим здесь! — воскликнула Полли.
Мы остановились, положив руки на ограждение моста, и стали смотреть на скользящие по воде красные отблески заходящего солнца.
— Так вот, — деловито сказала Полли, — если уж мы заговорили о сказках. В нашем роду есть одна особенность, передающаяся по женской линии. Когда мы встречаем свою судьбу, начинает звучать из ниоткуда прекрасная музыка.
Я вздрогнул.
— С-судьбу?
— Именно! — Полли повернулась ко мне и коснулась пальцами моей ладони. Заглянула в глаза, при этом выпятив грудь так, что мой взгляд поневоле скользнул вниз. — Для меня самой это было неожиданностью. Но более верного знака и быть не может!
Дьявол бы побрал всю эту проклятую магию.
— Ты уверена? — спросил я. — А… не может этот родовой дар ошибиться?
— Ошибок быть не может! — Полли приблизилась ко мне, и я ощутил её дыхание на лице. — Когда моя мама встретилась с моим папой, играла музыка. Когда моя бабушка встретилась с моим дедушкой…
— Да-да, я понял.
— Разве это не прекрасно? Разве ты не чувствуешь того же, что и я? Этот жар в груди…
Не то она слишком уж сильно толкнула меня своей выдающейся грудью. Не то я слишком опешил от такого напора (в прошлой жизни на отсутствие внимания со стороны женского пола не жаловался, но все мои женщины вели себя скромнее) и чересчур подался назад. В общем, я вдруг ощутил, что центр тяжести моего тела сместился в точку невозврата.
Всё, что я мог — это сдержать рванувшееся наружу красное словцо и сохранить достоинство аристократа. С этим самым достоинством я и перелетел через ограждение.
— Ко-о-о-остя-а-а-а! — летел мне вслед полный ужаса крик Аполлинарии Андреевны, на глазах которой её судьба неслась навстречу воде.
Глава 23
«Русалка»
В полёте я успел перевернуться через голову. В тот момент, когда вместо неба передо мной очутилась река, машинально расставил руки в стороны. Возникло ощущение, будто все внутренние органы попытались выскочить из тела, но оно быстро прошло.
Я висел в нескольких метрах над водой, как будто меня держали на тросах. Только вот никаких тросов не было в помине.
«Ты, вероятно, рассчитывал на то, что во время прыжка тебя защитит родовая магия, — вспомнил я слова деда в первый день в этом мире. — Но что-то пошло не так. И от удара о воду ты сломал себе шею».
Так вот ты какая — родовая магия! Что ж, слов нет — это гораздо полезнее музыки, которая «включается», когда встречаешь судьбу.
Не успел я сообразить, как вести себя дальше — обстоятельства вновь изменились. В поле моего зрения вплыл нос некоего плавсредства. Потом — штурвал и голова рулевого, который скользнул по мне обалделым взглядом. Я подумал, что это — идеальный вариант для безаварийной посадки.
Перевести тело в вертикальное положение труда не составило. Это было даже не магическое усилие, а именно физическое. Ну как будто с кровати встать, только немного иначе.
Я перевернулся и встал на ноги рядом с надстройкой. В этот самый миг дверь надстройки открылась, и на палубу вышел…
— Что, решил пораньше приехать? — спросил я, сложив руки на груди.
Федот натуральным образом подпрыгнул, издал недостойный мужчины визг и повернулся ко мне. Колька и Сенька, выскочившие вслед за ним, наставили на меня револьверы.
— Господи всемогущий! — перекрестился Федот и положил руки на запястья своих людей, заставляя их опустить оружие. — Что ж вы такое делаете, ваше сиятельство? Сердечко-то у меня уж не молодое…
— Планы попортил? — Я решил продолжать действовать так, будто всё это было мной изначально задумано, а не произошло в результате идиотского стечения обстоятельств. — Хотел мне засаду устроить?
— Ни-ни-ни! — замотал головой Федот. — Я — ничего такого! Я — просто лодочку новую выгулять. Вы ж посмотрите, какая красотка!
Я огляделся. В катерах, лодках и прочих плавсредствах никогда не разбирался. Боёв на воде у нас не случалось, а до того социального статуса, чтобы отдыхать на яхтах, или, тем паче, владеть ими, не поднимался.
Большая, блестит свежим лаком деревянных деталей и хромом металлических. Наверное, и впрямь красотка.
— «Русалкой» назвал, — с гордостью сказал Федот.
