Решение проблемы мы отыскали ближе к полуночи. Пусть спорное и, я бы даже сказал, стрёмное, но всё-таки, наверное, лучшее из всех, которые предлагались. Лучшее из худших, как принято говорить. Или, скорее, единственное имеющее ненулевые шансы среди невозможных в принципе…
Спать разошлись, когда стало совсем темно. Небо заволокло тучами, и, чтобы найти палатку, понадобилось даже включить магозрение. Внутрь, впрочем, сразу же заходить не стал — пропустил вперёд даму, а потом долго стоял в раздумьях около входа. Нет, на «везение» я уже не рассчитывал. Сегодня «последняя» ночь, и, значит, Лариса дождётся меня по-любому, а если устанет ждать, то просто выйдет наружу, и тогда объясняться мы будем здесь, на холоде и ветру… Что ей сказать, я уже знал, но… примет ли она моё предложение? Захочет ли ловить журавля в небе или решит, что и синицы достаточно? Ответов у меня не было. Ответить могла только сама Лейка…
Мысленно перекрестился, откинул полог, нырнул в темноту…
После вчерашней ночи тесно в палатке уже не казалось. Наверное, просто привык. К хорошему вообще — привыкаешь быстро.
Лариса, как я и предполагал, не спала. Однако лежала тихо, не пытаясь что-либо предпринимать в отношении кавалера. Дыхание спокойное, ровное, как будто и впрямь засыпает, а проблема продолжения рода её ничуть не волнует. Впору думать, что мои «вещие» сны — это всего лишь игра воображения, горячечный бред, ничего общего с действительностью не имеющий.
Реальное состояние Лейки можно было определить только по её ауре.
Общий диагноз — отчаяние.
Я буквально всей кожей чувствовал, насколько Лара напряжена: тронешь — взорвётся. Даже без телепатии видел, что она хочет и чего боится. Хочет неистово. Боится до дрожи в коленях. Ждёт, чтобы её избранник сам, без подсказки, сделал всё, что от него требуется, и в то же время не верит, что это возможно. Рвётся применить магию, но понимает, что чары на меня не подействуют. Жаждет всё рассказать, но страшится отказа. Знает, что отступать некуда, но до сих пор надеется, что всё решится само собой…
Нет, так дело не пойдёт. Такой хоккей нам не нужен.
Ситуацию надо разруливать. И чем быстрее, тем лучше…
Осторожно нащупываю руку Ларисы и беру её пальцы в свою ладонь.
Девушка вздрагивает.
По её ауре прокатывается волна зелёного с золотистым.
Надежда, радость, волнение.
Эх, знала бы ты, что я сейчас…
— Хочешь, я расскажу тебе одну историю?
Сиреневый сполох. Настороженность.
Малиновый. Любопытство.
— Хочу.
«Хм. А по голосу и не скажешь. Шифруетесь, баронесса?..»
Лейкины пальцы слегка напрягаются.
«А, чёрт! Забыл, что у меня тоже есть аура!»
Лихорадочно выравниваю-маскирую астральное отражение и приступаю к рассказу.
— Когда-то давно-давно жила-была одна ведьма. Ведьма — не потому что злая, а потому что сама предпочитала себя так называть. Хотя зло, безусловно, творила. Но не больше, чем остальные волшебники и волшебницы. Самым ужасным деянием, которое она совершила в жизни, ведьма считала проклятие, наложенное на весь людской род из-за её собственной глупости и гордыни. Много лет она пыталась его отменить, но — тщетно. Единственное, что сумела — это отсрочить исполнение приговора и переложить часть вины на себя. Свой грех она искупила сполна, сперва отказавшись от личного счастья, а затем отдав жизнь ради спасения всего человечества. Однако этого оказалось мало. Меч, занесённый над миром, никуда не исчез. Отражать наносимые им удары приходилось ни в чём не повинным потомкам. Проклятие тяжким грузом легло на их хрупкие плечи. Отныне и во веки веков внучки и правнучки первой ведьмы могли родить только раз в жизни и всегда только девочку — будущую продолжательницу рода, единственную во всём мире способную противостоять древнему злу, носительницу чужой крови и магии. Три дня, всего лишь три дня и три ночи давались каждой из ведьм на то, чтобы зачать ребёнка. И если бы они не успели найти себе правильного избранника и не смогли бы влюбить в себя или хотя бы просто распалить его страсть, их род бы исчез, а чуть позже исчез бы и весь мир. Некому стало бы его хранить, некому стало бы искупать древний грех…
Прерываюсь, чтобы перевести дух. Воды бы сейчас, в горле совсем пересохло.
Только об этом задумываюсь, на губах появляется влага.
Быстро слизываю её языком. Она опять появляется, я её снова слизываю… И так до тех пор, пока желание пить полностью не проходит.
Кошусь на Ларису. Аура такая же, как у меня — гладкая, ровная… Догадалась-таки, что надо тоже закрыться. Молодец! Эмоции сейчас демонстрировать ни к чему. А вот позаботиться о рассказчике — нужно. Из-за обычной жажды он останавливаться не должен…
— Тем не менее, ведьмы не были бы настоящими ведьмами, если бы не умели накладывать на людей чары. Любая из рода могла подчинить своей воле любого мужчину. Эта хитрая магия с завидным постоянством предавалась от матери к дочери. Передалась она и двадцать третьей в роду. Однако случилось так, что молодая ведьма ошиблась и выбрала в отцы своему будущему ребёнку того, на кого магия подчинения не действует. Почему это произошло, сказать сложно. Возможно, это и вправду случайность, а возможно — судьба. Шанс, выпадающий раз в тысячу лет. Так считала самая первая ведьма, и свою веру она передала внучкам-правнучкам. Человек, способный противостоять чуждой драконьей магии, способен разорвать и драконье проклятие, а вместе с ним проклятие, наложенное на род. Поэтому ведьма по имени Лара решила не изменять свой выбор. Делай что должно, и пусть будет что будет. Вопрос лишь, что именно должно делать? Выбор — вот что теперь не даёт покоя. Две ночи уже потеряны. Осталась третья. Последняя. Что делать? Как поступить? Если первая ведьма ошиблась, прервётся весь род. Если нет — Лара станет обычной девушкой и сможет жить так, как все: радоваться простым человеческим радостям, влюбляться в кого захочет и когда захочет, рожать детей когда захочет и от кого захочет, а не от того, на кого указала магия. Но даже и в этом случае, если её первый ребёнок будет зачат до того, как исчезнет проклятие, случится подлинная катастрофа. Все будущие поколения останутся ведьмами и будут так же рожать только единожды в жизни. Однако достойной цели у них больше не будет. Им больше не надо будет хранить этот мир, и рано или поздно они начнут его ненавидеть. Зло будет заполнять их души, зло будут они выплёскивать на других. И чем дальше, тем больше. Страшней и страшней. До той поры, пока весь мир не станет таким же злом, как и они сами.
Замолкаю. Во рту опять пересохло.
Врут те, которые утверждают, что «правду говорить легко и приятно».
Хрена лысого! Правду говорить тяжело. Особенно, если говоришь её тем, кто до последнего надеется обмануться.
— Откуда ты это узнал?
Голос Лейки звучит абсолютно спокойно, и аура ровная — прямо как на сеансе у экстрасенса.
