Дружное «Ааххх!», прокатившееся по толпе — самое малое из того, что я мог ожидать от произошедшего.
Дверь исчезла вместе с забором. Морок упал, словно его никогда и не было. Скрытый великим магом участок пространства-времени вернулся в мир. Люди, стоящие возле трибуны, шарахнулись в разные стороны. Рядом с ними, буквально из ниоткуда вдруг вырос белый каменный шпиль с шестью гранями. Гладкое чёрное возвышение, или, скорее, постамент, из которого он как бы рвался в осеннее небо, имело форму цилиндра и соприкасалось с Указным Камнем. Теперь этот шпиль-обелиск видели все.
— Столб власти, — выдохнул благоговейно Анисим.
— Столб… столб власти… власти… великий… тринадцатый… — эхом прошелестело по площади.
Я не торопясь перешагнул разделяющую «Камень» и «постамент» тонкую щель, обошёл шпиль и, развернувшись к оставшимся на «трибуне», коротко мотнул головой. Друзья всё поняли правильно. Первой вспорхнула на «постамент» Лейка и встала рядом со мной. Следующим на эту «Голгофу» взошёл Сан Саныч. Он расположился левее меня. За ним последовали Чекан, Фрол и Кузьма. Больше мест не осталось. Только шестеро. Вместе мы образовывали полный круг.
— Всё помнят, что делать и говорить? — на всякий случай поинтересовался Гиляй.
Ему никто не ответил.
Мы ждали.
Ждали сигнала. Знака. Неясно, какого, но в том, что он обязательно будет, никто из нас не сомневался.
— Опа! Он светится, — Фрол, стоящий напротив, указал на столб.
— Точно, — согласился Сан Саныч. — И свет такой… я бы сказал, странный.
Свет был действительно странный. Не для меня — для рингарольцев. Шпиль светился бледновато-зелёным, примерно как люминесцентная лампа или, скорее, как меч мастера Йоды. Если это не «тот самый знак», то я тогда Джабба Хатт, объевшийся татуинскими мухоморами.
— Давай, — кивнул я Фролу.
Тот пару раз кашлянул и медленно приложил пятерню к «своей» грани столба:
— Фрол, сын Федота, друг-недруг. Выбираю служение.
— Кузьма, сын Луки, друг-недруг. Выбираю служение, — торопливо продолжил рыжий.
Дальше всё пошло как по маслу.
— Хэмфри, сын Конрада, воин. Выбираю служение.
— Александр, сын Александра, мудрец. Выбираю служение.
— Лариса, дочь Риты, заложник. Выбираю служение.
Я, в свою очередь, тоже приложил ладонь к светящейся грани. Поверхность столба оказалась горячей.
— Василий, сын Ивана, маг. Принимаю служение и выбираю путь.
Следующую часть не то клятвы, не то заклинания должны были произнести пятеро. Без меня.
— Мы выбираем путь, — прозвучал торжественный хор из пяти голосов.
Закончить «речёвку» предстояло мне.
— Да проложит его сила Дракона.
«Фух! Вроде бы всё…»
Несколько мгновений ничего не происходило, а затем…
Ослепительно яркая молния ударила прямо в шпиль. Протянулась с небес, стекла по столбу и, разделившись ровно на шесть частей, пронзила стоящих на постаменте.
Сначала мне показалось, что я умер. Потом — что вывернуло наизнанку. Затем — что из меня вытряхнули всё вплоть до костей и собрали обратно, но уже по-другому: ребра — где голова, череп — за позвоночником, желудок — в подмышках, мозжечок — в селезёнке…
Грома я не услышал. Слышал лишь, как стучит сердце и гудит ветер.
«Странно. Как можно слышать то и другое одновременно?..»
— А чо не горит-то?
Зрение прояснилось.
Фрол, задавший этот вопрос, с любопытством разглядывал неожиданно потемневший шпиль. Грани столба и вправду уже не светились.
— Голову подними, чудик, — буркнул Чекан, оклемавшийся, видимо, раньше других.
Совету последовали все.
— Горит, — подтвердил Кузьма.
— Горит, — скривился Сан Саныч.
На самой вершине столба и вправду горел огонь. Но не оранжево-желтый или, скажем, голубоватый, как в газовой конфорке, а белый. Просто белый. Холодный как снег. Жгучий как лёд. Съедающий камень и плоть, живое и мёртвое.
— Три дня, — вздохнула Лариса.
— Что три дня? — не понял Фрол.
— Он будет гореть три дня, пока не дойдет до самого низа.
— А потом?
— Потом погаснет.
— И что?
— Мы все умрём, — пожала плечами колдунья.
— Как умрём? — изумился «друг-недруг».
— Если не исполним задуманное, — закончила Лейка.
Фрол облегченно выдохнул.
— Ну, так бы сразу и сказала, а то умрём, умрём…
— А у меня рука приклеилась, — неожиданно перебил его рыжий.
— У всех приклеилась, — снисходительно бросил Сан Саныч. — Это нормально.
— Почему нормально?
— Потому что сейчас начнётся, — процедил сквозь зубы Чекан.
Что начнётся, он пояснять не стал. Это было уже ни к чему. Постамент внезапно затрясся, и спустя миг какая-то сила вдруг вытолкнула из постамента огромный призрачный шар. Набирая скорость, он прокатился сперва по «трибуне», потом по площади, прямо через толпу, затем свернул на одну из улиц и исчез за домами. Впрочем, сказать «исчез» означало бы погрешить против истины. «Шар» оставил после себя чёткий и ясный след, одинаково видимый как обычным, так магическим зрением.
— Коридор отторжения, — схватив меня за руку, пробормотала Лариса.
Да, действительно коридор. Или, скорее, туннель с тонкими прозрачными стенами, напоминающими мыльную пленку. Казалось, ткни в них иглой и они исчезнут, лопнут и разлетятся мелкими брызгами, не оставив воспоминаний. Однако нет. Люди проходили через них совершенно свободно, будто это не стены, а голограммы какие-то.
— Погоди, посмотришь, что будет, когда мы по этому коридору пойдём, — словно угадав мои мысли, пообещала Лейка.
Её услышал не только я.
— А что будет? — заинтересовался Чекан.
— Действительно, что? — поддержали его остальные.
Возле столба нас больше ничто не удерживало, руки «отклеились», и настроение у всех слегка поднялось.
— Это путь. А мы — избранные, — сообщила колдунья. — И этот путь мы должны пройти до конца.
— А куда он ведёт?
— В Драконий дворец в Карухтане. Там, как гласят предания, хранится браслет власти тринадцатого ученика.
— Откуда известно?
— Мне мама рассказывала, а ей бабушка, а той прабабушка, и так до двадцать второго колена, когда Великий Дракон всё это сотворил.
— Круто, — восхитился Кузьма.
