Когда из тотального одиночества своего детства Федор попал в летное училище, то почувствовал себя Золушкой на балу. Другие страдали под гнетом суровой военной дисциплины, а он радовался, ощутив себя наконец-то в своей стае. Сколько всего, о чем он и сам не догадывался, полезло из него хорошего. Он терпеть не мог штампованные фразы типа «душа компании», но, вспоминая себя прежним – веселым, заводным, легким, думал, что это клише точно про него. Он и был душой компании. Светлой душой.
А через шесть лет вернулся мрачным пессимистом, к тому же – как он догадывался – жутким занудой.
Он по-прежнему был уверен, что родителям не был нужен ни тогда, когда был тощим болезненным мальчиком, ни тогда, когда стал военным летчиком – скажи честно, кого ты хотел удивить? – ни тем более теперь, когда приехал после отсидки.
Наверное, Волынцевы знали, что он в городе. А может, и не знали. Сообщать им об этом Федор не собирался. Боялся их равнодушия или даже презрения, брезгливости.
Одному лучше. Во всех смыслах.
Марфа слушала, подперев ладонями щеки. Хорошая девочка. Неиспорченная, хоть и строит из себя опытную раскрепощенную бабу. Только ничего у нее не получится. Он научился сразу видеть в человеке его нутро, а не маскарадный костюм, который тот на себя натянул. Эта девушка с красивым именем Марфа, наверное, тоже от чего-то защищается. Знать бы от чего. А с другой стороны, зачем ему знать? Ведь ясно, что такая надолго возле него не задержится. Такие, как она, летают, а он даже уже не ползет. Так, за плинтусом отлеживается.
– Ты же не убил его, – сказала Марфа, когда Федор замолчал.
– Он теперь овощ.
– Так ему и надо. Я читала про такие истории. Один мужик, профессиональный боксер, защищал свою дочь от педофила и убил его на месте. Был в состоянии аффекта и не рассчитал силы. Он не хотел убивать.
– Раз убил, значит, хотел.
– Ну…
– Без «ну». На то он и профессионал. Ему не нужно думать, с какой силой бить. Тело все сделает за него. На автомате. Поэтому, когда профессионал убивает, значит, именно это он и собирался сделать.
– А ты? Ты хотел убить?
– Да.
– Но не убил.
– Да потому и не убил, что непрофессионал.
– Ты же военный. Вас там учат.
– Я летчик, а не спецназовец. Нас учили, конечно, но это совсем не то.
Он посмотрел на нее, ожидая сам не зная чего – страха, неприязни? – и увидел серьезное личико и задумчивый взгляд. Ее совсем не напугал рассказ, но на всякий случай он все же спросил:
– Ты не боишься жить по соседству с уголовником?
Она посмотрела на него без улыбки:
– А ты не боишься жить рядом с девицей, которую сегодня чуть не прихлопнули неизвестно за что? А вдруг завтра все повторится?
– Если и повторится, то не здесь.
– Успокоил, нечего сказать.
Марфа закашлялась.
– Они не получили того, чего хотели. Значит, наверняка попробуют снова, но в другом месте: где не будет меня или… еще кого-то.
– Ужас ужасный, кошмар кошмарный!
– Они тебе что-нибудь говорили? Можешь вспомнить?
Вспомнить? Да она до конца жизни не забудет!
Марфа посмотрела куда-то вбок:
– Интересовались, куда я ее спрятала.
Федор покачал головой:
– Похоже, в самом деле муж. Видно, сильно ты его огорчила. А куда ты ее спрятала?
– Поселила у себя дома в Пушкине.
– Выходит, муж со товарищи приехали ее забирать?
– Я с перепугу не сразу поняла. Мозги от ужаса атрофировались. Но тот, который меня бил, так и спросил: «Куда ты, сука, ее спрятала?»
Федор задумчиво положил указательный палец на нос. Палец уткнулся в переносицу. Марфа заметила, что он так делает, когда думает. Смешно.
– Ты чего улыбаешься? Ничего веселого в этой ситуации нет.
Марфа проглотила улыбку и серьезно сказала:
– Я не понимаю только, как они меня нашли.
– Позвонили в редакцию, наговорили кучу всего, и им сказали, где ты живешь.
– В редакции знают, что я прописана в Рыбинске, а живу в Пушкине.
– Зачем ты тогда отвезла в Пушкин эту девушку? Она и сейчас там?
– Нет, уже в другом месте. Надежном, насколько я могу судить.
– Молодец, что догадалась не оставлять ее в засвеченной квартире.
Марфа кивнула и проглотила какой-то противный ком, который застрял в горле. То, что Юлю перевезли на дачу Геркиной тетушки, – просто случайность. А вообще-то Марфа селила ее у себя надолго. Работу даже нашла. Была уверена в безопасности пушкинской квартиры. Еще убеждала Юлю, что ее ни за что не найдут. Оказывается, родственнички-садисты легко ее вычислили и нашли даже на этой квартире, про которую никто еще не знает. Ну или почти никто.
Господи, ну почему она такая дура?
– Про эту квартиру тоже все знают? – спросил Федор.
Марфа покачала головой.
– Поточнее скажи.
– Хочешь выяснить, кто на меня навел?
– Почему сразу навел? Может, ляпнул без задней мысли. Никто ведь не думал, что так получится.
– Даже я.
Федор усмехнулся. Марфа сразу взвилась.
– Намекаешь на мою непроходимую тупость?
– Скорее на наивность и легкомыслие. Так кто знал?
– Лариска, но на нее выйти они не могли, она не из редакции. Продавцом в бутике работает. Герка, наш журналистский гений, но он тут ни разу не был и точного адреса не знает. Володя, но до него им не добраться.
– Почему?
– Что?
– Почему до твоего Володи ему не добраться?
Гений журналистики его не зацепил, а этот неизвестный Володя почему-то заставил напрячься.
– Потому что про него они знать ничего не могут. Он в правительстве работает, у него высокий пост, и вообще… он тут ни при чем. Он даже не знает еще ничего про мои выкрутасы.
– Это ты о побеге?
– Ага.
– Ценю твою самокритичность.
– Если хочешь сказать, что я поступила опрометчиво…
– Да.
– …глупо…
– Да.
– …безответственно…
– Да.
– …то все это я знаю без тебя! Но дело сделано! Теперь отступать некуда!
– Позади Москва.
– Хватить прикалываться. Ты же видишь, что я боюсь! – неожиданно услышал он.
Федору стало стыдно. Тоже, нашелся моралист! Девчонка хотела как лучше. Спасти! Освободить! В конце концов, эта Юля согласилась на побег. Значит, была к нему готова, просто ждала подходящего случая, который и явился к ней в лице пылкой защитницы всех угнетенных Марфы Марецкой. Он посмотрел на нее с уважением. А смелая девчонка! Никого не испугалась и ведь на самом деле спасла бедолагу!
