Злая как собака, она выскочила на крыльцо и, не глядя по сторонам, рванула к машине. Волынцев выскочил и распахнул дверь. Плюхнувшись на сиденье, Марфа пристегнулась и надулась.
– Прости. Понимаю, что вышло не очень дипломатично. Но это было единственное место, где можно было встать.
Ага! Так она и поверила!
Она молчала еще минут пятнадцать, а потом покосилась на совершенно спокойного Федора и сказала:
– Никто не знает, что мы приедем. У Герки целый день телефон недоступен.
– Мы же по делу, а не в гости. Если что, откажемся от чая с сушками.
Не удержавшись, Марфа улыбнулась и решила, что самоедством займется дома, а сейчас будет думать о деле.
Картина, которую они увидели, подъехав к дому Агнии Львовны, потрясла Марфу настолько, что она застыла перед калиткой, не веря своим глазам.
На дивной английской лужайке за маленьким столиком расположилась донельзя живописная группа: хозяйка дачи, Юля и Герка в кремовых брюках вместо рваных джинсов и кипенно-белой рубашке вместо мятой футболки с какой-нибудь странной надписью вроде «Вай нот?» по-русски. Не хватало только бабочки. Егоркин что-то рассказывал дамам, размахивая руками. Юля заливалась колокольчиком, держа в руках изящную кофейную чашечку, а Агния Львовна смотрела на них, благодушно улыбаясь и словно вспоминая свою «ушедшую младость».
Ну прямо сцена из «Вишневого сада»! Петя Трофимов вешает восторженной Ане лапшу на уши, а Раневская ими любуется!
Встретили их с Федором тоже в лучших традициях русского помещичьего гостеприимства: пироги и чай из самовара с грушевым вареньем были тут как тут. Пока Волынцев, немного очумевший от подобных излишеств, пил, отдуваясь, пятую чашку, Марфа улучила время, чтобы выспросить у Юли все, что та знала. По словам девушки выходило, что страшнее матери и мужа в Приозерске зверей нет. Все-то у них схвачено, всем-то они дали на лапу. Марфа пыталась вычленить крупицу правды из огромного кома информации, продиктованной страхом, и не могла. Через каждые две минуты Юля спрашивала у нее, правда ли, что ее здесь не найдут, и начинала все сначала: они ужасные, они страшные, они все могут! В конце концов Марфа и сама поверила во все, что говорила беглянка. Боясь, что Юля заметит на ее лице тревогу, она со всей страстью и уверенностью в голосе стала убеждать девушку, что все в порядке, гладить, успокаивать, смешить. Рассказала, как пошла ночью выбрасывать мусор, не разглядела в темноте контейнер и чуть не свалилась в него вместе с мусорным мешком. Юля покачала головой на нашлепку под глазом, но в конце концов улыбнулась.
Вернувшись на лужайку, они увидели, что Агния Львовна сидит в одиночестве, обмахиваясь салфеткой, а мужчины курят на скамеечке под липой. Федор что-то говорил серьезному Герке. Вводит в курс дела, догадалась Марфа.
Вырваться из гостеприимных рук хозяйки удалось только к полуночи.
Федор гнал «Феррари» по опустевшему шоссе, внимательно слушая Марфу и время от времени искоса поглядывая на нее.
– Ну и что ты думаешь? – наконец поинтересовалась она.
– Думаю, что я был прав. Эти люди – обычные абьюзеры, не больше. Если бы все было так, как считает Юля, они бы уже весь Приозерск к рукам прибрали, а муженек стал бы уже главой местных бандитов или, на худой конец, главой администрации. У Юли просто панический ужас перед родственничками, а на самом деле они только с ней такие смелые. От уверенности в безнаказанности. А так… Кстати, твой друг Герка пришел к тем же выводам.
– Ты ему рассказал?
– Да. И предупредил, чтобы с Юли не спускали глаз.
– Ну хорошо. А как же тогда объяснить то, что случилось со мной у помойки?
– Не знаю. Но мне кажется, что там с тобой… беседовали совсем другие люди.
– Беседовали? Это теперь так называется? – взъярилась Марфа.
– Не обижайся, это я образно.
– Образно? – переспросила Марфа и приготовилась продолжать в том же духе до полной победы.
– Стоп, – сказал Федор и вдруг взял ее за руку, – угомонись. Сейчас главное – понять, кто и зачем на тебя напал.
– Ты уверен, что это не связано с Юлей? Тогда с чем? – чуть спокойнее спросила Марфа и покосилась на руку.
– Это только ты можешь знать.
Он убрал руку и положил на руль.
– Но я ничего не знаю!
– Вспомни точно, что они от тебя требовали.
– Чтобы я сказала им, куда ее дела! Нет, спрятала. Точно, спрятала. Ну и о ком, по-твоему, может идти речь?
– О ком?
– О Юле, и больше ни о ком! – крикнула Марфа и отвернулась, почему-то чувствуя горькую обиду.
Оставшийся до дома путь они ехали в полном молчании, дошли до флигеля, Марфа открыла дверь и уже собиралась так же молча удалиться в свою квартиру, как Федор неожиданно сказал:
– Не бойся. Мы справимся.
Хотел добавить что-то еще, но не решился. Марфа кивнула и исчезла за дверью.
Федор постоял немного, напряженно вслушиваясь в звуки, доносившиеся из квартиры соседки, а потом вышел на улицу. Курить и думать.
Что за дела могут быть у Марфы, из-за которых ее чуть не убили? Она, конечно, взбалмошная и импульсивная, но совсем не дура, поэтому, совершив какой-нибудь опрометчивый поступок, вряд ли не сообразит, к чему это может привести. На ее счету всего лишь история с Юлей. На первый взгляд другой причины нет. И этот Горский-Егоркин тоже не мог вспомнить за своей подругой никаких криминальных историй.
«Куда ты ее спрятала?» Получается, речь идет о беглянке! И все же он чувствует, что дело совсем в другом.
Вот только в чем?
Он выбросил окурок, дошел до Марфиной двери и снова прислушался. Тихо. Спит уже, наверное.
Стараясь не топать, он вернулся к себе и поставил вариться кофе. Спать нельзя. Нужно думать.
Не успел он поставить на огонь турку, как в дверь постучали. Он открыл и увидел Марфу в пижаме и со стоящими дыбом волосами.
– Я поняла. Они меня с кем-то перепутали.
Денис Бубенцов
Утром Марфа проснулась оттого, что сосед за дверью громко сказал:
– Доброе утро. Через пятнадцать минут жду на улице.
Марфа скосила глаза на изящные настольные часики, которые очень любила Анна Андреевна, и подскочила. Через полчаса начнется рабочий день, а она даже в душе не была. А все из-за соседа. Заманил ее на кофе, причем варить его пришлось дважды, потому что первый раз он выкипел, пока они стояли в коридоре. А после крепкого кофе и тревожных разговоров какой сон?
Рысцой она припустила в ванную, кое-как причесалась и выбежала, не успев сунуть в рот даже кусочек сухаря.
Федор курил у двери и, оглядев ее, невозмутимо заявил:
