– Ну, так сказать… – замешкался тот и расправил усы.
– Давайте без вашего любимого «так сказать»! Неужели убил бы?
– Да ладно вам, дамочка! Почему сразу убил? – обиделся за Гершвина полковник. – Александр Абрамович все же не бандит с большой дороги! Не убил, но подставил бы так, что Федор снова оказался бы за решеткой. И уже надолго. А потом все же уломал бы его отца. Со второго захода наверняка получилось бы.
Герка поерзал в своем углу. Про Федора ему было совсем неинтересно. Тут дела покруче!
– Так вот-с. Вышеупомянутый архитектор в сопровождении помощников отправился на осмотр, а дабы ничего не упустить, заснял все на видео. Еще в квартире он зацепился взглядом за картину, висевшую в комнате у Анны Андреевны Виельгорской. Долго ее рассматривал и подумал, что где-то уже видел этот незамысловатый пейзаж. Мысль эта так засела у него в голове, что вечером Бердин еще раз внимательно просмотрел запись, а потом стал искать картину и автора. И, представьте-с, нашел. Сейчас и я вам ее покажу.
По знаку полковника в кабинет зашел молодой человек, одетый просто в футболку и джинсы, включил компьютер и повернул его к гостям. При этом стрельнул в Марфу глазами и раздвинул губы, как определила она для себя, в наглой мужской ухмылке.
На экране возник знакомый окруженный зеленью пруд с резвящимися в нем золотыми рыбками.
– Эту картину господин Черчилль написал в тридцать втором году прошлого века. А вот это – полотно, которое принадлежало Анне Виельгорской.
Марфа подалась вперед, впившись глазами в изображение. Егоркин сопел ей в ухо.
– Но картины не идентичны, – сказала она наконец. – Похожи, но все же…
– Разумеется. Картины отличаются, потому что написаны с разницей в десять лет, – кивнул полковник, – и это, позвольте заметить, самое важное обстоятельство. Если бы у Виельгорской висела копия той, первой картины, то в истории можно было смело ставить точку-с. Однако все сложнее. Во-первых, художественный объект, так сказать, тот же самый, что стало очевидным, как только архитектор нашел картину тридцать второго года. Во-вторых, как специалист Бердин сразу определил: работала та же рука. И оказался прав. Ведь Черчилль подписал картину. Три начальные буквы своего имени – Уинстон Спенсер Черчилль. Просто подпись была скрыта за рамой. Присмотритесь.
Они присмотрелись и увидели три латинские буквы. У Марфы даже мороз по коже прошел. Трудно поверить в такое.
– В сороковых пруд выглядел уже по-другому, но идея, так сказать, картины осталась прежней. Конечно, Бердин не сразу поверил, что перед ним подлинник картины Черчилля. Все работы великого англичанина давно известны и учтены, да и прудик этот давно продан, так сказать, за немалые денежки-с. И все же что-то не давало ему покоя. Наверное, чуйка. Он рассказал о полотне Гершвину. Шуткой рассказал, но банкир шутки не понял – у него вообще с чувством юмора напряг – и поручил помощнику узнать о картине и ее владелице все, что возможно. Помощник этот в прошлом служил в органах, у него остались неплохие связи. Долго у него ничего не получалось, пока наконец один человечек, отставник, в качестве анекдота не рассказал ему сплетню о том, что картина будто бы досталась Виельгорской от отца, который получил ее в подарок от британского премьер-министра во время войны. Помощник над анекдотом посмеялся и тут же сообщил хозяину, что так, мол, и так, скорее всего, никакой это не анекдот, а сущая правда. Это была бомба! Гершвин, так сказать, был не дурак и сразу понял, что речь идет о миллионах фунтов стерлингов. Остался пустяк – забрать картину из опустевшей после смерти хозяйки квартиры. Изъять ее было делом пяти минут, но тут некстати выяснилось, что в квартиру успела въехать не в меру прыткая журналистка Марецкая, которой жилье досталось по завещанию. Дело осложнилось, но Гершвина уже было не остановить. Он поручил все тому же помощнику обстряпать дельце аккуратно. Чтобы подозрение ни в коем случае не пало на него.
– Типа меня по башке, а картину стащить? – невинно спросила Марфа.
– Э нет, дамочка, так уже не получилось бы. Наталья Петровна Борзова первая на него навела бы.
– Картину мог стащить кто угодно. Мало ли ворюг по квартирам лазит.
– Да-с, к сожалению, немало, – изобразил огорчение полковник, – однако сомневаюсь, что домушники позарились бы на подобную вещь. Нести неудобно, того и гляди засветишься, а продашь за копейки. Кому он нужен, ваш пейзаж? Ну а в данном случае, заяви вы о краже в полицию, следы все равно могли привести к нашему пострелу, а ему этого очень не хотелось. Посему нужно было все обстряпать так, чтобы новая хозяйка, например, сама отдала этот прудик. Предположим, старому приятелю Анны Андреевны. Так сказать, на память о безвременно ушедшей подруге дней его суровых, голубке дряхлой… далее по тексту-с.
Егоркин прыснул из своего уголка. Сидоров сверкнул на шалуна очами. Герка затих.
– Так Марфа Алексеевна познакомилась с милым старичком Иваном Анатольевичем Пуховым.
Марфа изумилась настолько, что с минуту сидела с остолбенелым видом и не дышала.
– Выходит, – выдавила она наконец, – я купилась на лабуду?
– Да любой на вашем месте купился бы, – махнул рукой Сидоров. – У Ивана Анатольевича пятьдесят лет мошеннического стажа, тем более что начинал он как брачный аферист, поэтому с дамами найти общий язык – для него раз плюнуть. А вы, простите-с, при всей своей деловитости девица молодая и неопытная. Таких, как вы, Пухов вокруг пальца на раз обводил.
– Мне, конечно, стыдно, что я такая лохушка, но не поверить ему было невозможно. Он так рыдал!
– Думаю, когда он узнал, что картину подменили-с, рыдал еще больше.
Марфа вытаращила на полковника глаза.
– Подменили-с? – тупо переспросила она. – Как подменили-с?
– Да очень просто. Когда старичок Пухов пришел за картиной, на стене уже висела копия. Ее вы ему и вручили-с.
Марфа оторопело помотала головой.
– Ничего не понимаю. Вы же сказали… подлинник Черчилля… подарили… Где же он тогда?
– А вы не знаете? – пристально глядя на нее, спросил Сидоров.
– Да откуда?
Полковник помолчал, потом оглянулся на молодого человека и знаком отослал его. Выходя, тот еще раз мазнул по Марфе взглядом и выгнул брюнетистую соболиную бровь. Марфа фыркнула. Вот народ! На работе и то находят время женщин клеить!
– Волынцев видел картину незадолго до появления Пухова и сразу заметил, что на стене висит свежачок-с. А Федор Юрьевич все же неплохо в живописи разбирается.
– Почему он мне ничего не сказал?
– Сомневался.
– В чем?
– Думал, может, это вы сами картину заменили.
– Бред!
– А вы что, не замечали разве, что картина другая?
Марфа прямо вскипела от возмущения:
– Да какая другая? Та же самая! Я вообще не вглядывалась! Ну висит какой-то ландшафтик!
