Потом приехал полковник и забрал их с Федором с собой.
На часах было четыре утра. «Самое время, чтобы начать бодрое утро», – подумала Марфа и отключилась прямо в машине Следственного комитета.
Какое-то время она вообще плохо понимала, что происходит. В кабинет Сидорова она пришла своими ногами. Это помнилось довольно отчетливо. Но, когда снова начались разговоры, она опять стала впадать в спячку, причем иногда незаметно для себя самой. В конце концов ее куда-то повели, уложили на что-то довольно мягкое, укрыли чем-то и оставили в покое.
Вот что бывает, когда жаворонку не дают спать. А еще хотят, чтобы он курлыкал, как соловей. Нет, не соловей. Аист, возможно.
И почему по помещению на странно длинных ногах ходят журавли?
– Слушай, Спящая красавица и та уже проснулась бы, – услышала она над ухом.
Федор сидел на полу рядом с диваном, на котором она лежала, и гладил ее по руке. Она потянулась спросонья и тут же вспомнила вчерашний ужас.
– Мы где? В кутузке?
– Пока нет.
Марфа села.
– А времени сколько?
– Уже десятый час, и нам пора выметаться из зала для переговоров. Ты четыре часа спала.
– Ужас!
– Но не ужасный. Зато выспалась. Хочешь кофе?
– Пока не поняла.
Федор поднялся и протянул руку.
– Пока поймешь, я уже все организую.
– Ты здесь освоился, как я погляжу.
Волынцев усмехнулся:
– Не уверен. Просто мы всю ночь пили кофе, поэтому я знаю, где его можно раздобыть.
Значит, никто, кроме нее, не спал. Отлично! А еще считает себя профессионалом! Акулой пера! Продрыхла все самое интересное!
Сердитая Марфа потопала в туалет, а Федор вернулся в кабинет полковника.
– Жива? – увидев Федора, спросил тот, слушая, что ему докладывают по рабочему телефону.
Федор кивнул и потер рукой лицо. Щетина отросла, почему-то болело горло. После бессонной и нервной ночи он чувствовал себя выжатым лимоном, чего нельзя было сказать о Сидорове. Полковник выглядел так, словно только что вернулся с дачи, где весело отдыхал все выходные. Усы топорщились, глаза горели. «Вот кто настоящий профи», – подумал Федор с уважением.
Когда в кабинет, умытая, но со всклокоченными по причине отсутствия расчески волосами, вошла Марфа, на столе уже дымились пирожки и упоительно пахло свежим кофе.
Решив, что уже и так довольно много пропустила, Марфа запихала в рот почти целый пирожок и тут же взяла быка за рога:
– Уже выяснили, кто убил Мышляева?
Сидоров посмотрел на нее с интересом:
– Думаете, что, пока солдат спит, служба, так сказать, все равно идет?
Издевается. Можно подумать, они тут сидели и ждали, пока она выспится!
– Мы вас ждали-с, – словно услышав ее обиженные мысли, сказал Сидоров. – Без вас картинка не складывается. Вы, журналисты, народ наблюдательный и думающий, поэтому давайте, так сказать, рассуждать вместе.
Заедая рассуждения пирогами, они просидели еще два часа, а потом полковник нажал какую-то кнопку на столе.
– Позови всех, – скомандовал он невидимому подчиненному.
Почти сразу кабинет стал наполняться людьми в форме. Был среди них и тот, с соболиными бровями. На этот раз он был в форме с капитанскими погонами на плечах. Заметив Марфу, парень принял стойку, снова заиграл бровями и ямочками на румяных щеках. Хотел даже подойти, но тут Волынцев, который разговаривал с полковником и, казалось, не замечал ничьих пассов вокруг Марфы, подошел, крепко взял за руку и вывел ее за дверь.
Как-то так вывел, что всем стало ясно: это его женщина, и остальных просят не суетиться.
Марфа, которая хотела было взбрыкнуть от такой бесцеремонности, вдруг почувствовала, что ей понравилось. В самом деле, не о том ли она мечтала?
Быть чьей-то.
– Мы что, уже не нужны? – поинтересовалась она, пока он вел ее по коридору.
– Видимо, нет, – коротко ответил Федор, не глядя на нее.
– Но мы так ни до чего и не дорассуждались!
– Без нас дорассуждаются.
Может, все-таки стоило взбрыкнуть? Чего он тащит ее, как корову в стойло?
Она уже открыла рот, но посмотрела на его черные от щетины щеки, запавшие черешневые глаза и передумала. На самом деле все, что сейчас происходит, не имеет лично к нему никакого отношения. Это она вляпалась в кошмарную историю. Даже не в одну. Тем не менее он здесь, хоть и тащит ее за собой, как блудливую козу.
Марфа вдруг преисполнилась такой нежности, что подлезла к нему под мышку и обняла за пояс.
Так они и шли в обнимку до самого выхода.
Она села в «Феррари», пристегнулась и вдруг представила, что ей придется войти в свою квартиру и увидеть стол, на котором лежала мертвая голова и смотрела на нее стеклянными глазами.
– Я не хочу домой, – сказала она чуть дрожащим голосом.
– Мы не поедем домой, – ответил Федор, выруливая со стоянки.
– А куда?
– Сидоров велел пожить у него на даче.
– Это еще зачем?
– Затем, что ничего еще не кончилось.
– Думаешь, они могут прийти снова?
– Не исключено.
– Но Сидоров уже отдал приказ на арест Гершвина.
– Это хорошо, только…
– Что?
– Слушая тебя, полковник пришел к выводу, что, возможно, Мышляев ждал вовсе не Гершвина.
– А кого же?!
– Пока неизвестно. Сказал, что будут рыть дальше.
– Ничего себе, – только и сумела промямлить Марфа.
Она-то как раз была уверена, что Мышляев – подельник банкира, и изо всех сил старалась убедить в этом Сидорова.
Оказывается, полковник сделал совершенно противоположный вывод. А ведь кивал, поддакивал…
Как так?
На даче
Марфа не сомневалась, что дача полковника Сидорова соответствует его статусу, и готовилась отдохнуть чуть ли не в барских покоях.
Избушка на курьих ножках, окруженная чапыжником, которая предстала их взору, грубо разрушила ее иллюзии.
– Ужас ужасный, – обобщила Марфа.
Федор, наоборот, был доволен представшей перед ними картиной мерзости и запустения.
– Чего-то подобного я и ожидал. Как раз в сидоровском стиле.
– Он что, бессребреник?
– Нет, просто давно живет один. Жена умерла лет десять назад. Сын погиб. И вообще, чем хуже наше пристанище, тем лучше. Я затащу вещи, а ты разузнай обстановку.
