Полковник разгладил усы и осторожно пригубил чаю.
– И все же я не могу понять: как про картину догадался Мышляев? – напряженным голосом спросила Марфа. – Не припомню, чтобы он интересовался живописью.
Сидоров посмотрел на нее как-то странно, словно сомневался, стоит ли говорить, но потом все же неохотно произнес:
– Владимир Владимирович, при всей их исключительной образованности, знатоком действительно не были-с, а вот другой человек…
– Какой еще человек? Кроме него, картину никто не видел! – вскинулась Марфа.
– Это вы, уважаемая, думаете, что никто не видел, а на самом деле господин Мышляев, так сказать, кое с кем там встречались.
– Где? В моей квартире?
– Да-с.
– Да с кем он мог встречаться? И почему я не знала?
– Да потому, что вам не положено было знать.
– Какого черта?!
Сидоров шумно выдохнул и отхлебнул еще глоток.
– Характер этих встреч был, так сказать, интимного свойства.
Марфа вытаращилась на него.
– Он что, водил ко мне любовницу?
– Водили-с. Только не любовницу…
– А кого?
– Ты что, глупая? – не выдержал Федор.
– Да почему я глупая? – начала Марфа и осеклась.
Она поглядела совершенно круглыми глазами сначала на Волынцева, потом на полковника.
– Он встречался у меня дома… с мужчиной?
– Ну, так сказать, да. И этот человек известен как коллекционер живописных, так сказать, полотен. Наверняка именно он узнал руку мастера и предложил мил дружку провернуть незатейливую операцию.
Марфа, совершенно обалдевшая от услышанного, только ресницами похлопала.
– А вы… как узнали?
– Шила в мешке, так сказать, не утаишь.
– Да когда он успел?
– Тогда, когда вы, голубушка, кровь мешками проливали в своем Приозерске. И ведь надо же, как своевременно вас туда послали!
Сидоров помотал головой как бы в недоумении и отпил из чашки.
– Вы думаете, я неслучайно в командировку загремела?
– Я ничего не думаю, потому что абсолютно точно знаю, что к вашей ссылке кое-кто приложил свою мохнатую руку.
– Я спрашивала у Тимоши, он сказал, что помочь ветерану попросили жители, которые обратились к депутату Куколевскому.
– Точно так-с, к господину Куколевскому, который, в свою очередь, попросил подключить прессу.
– И что тут криминального?
– А то, что Куколевский прямо назвал вашу фамилию.
– Да Тимоша мне так и сказал! Это же в порядке вещей!
– Наверное, – пожал плечом Сидоров. – Только меня сразу насторожил один маленький нюансик: господин депутат курирует как раз тот комитет, в котором работал Владимир Владимирович Мышляев. И еще – именно с ним в паре Куколевский собирался идти на выборы.
– Отец как-то упоминал эту фамилию. Не тот ли это Куколевский, что владеет одной из лучших коллекций западноевропейской живописи двадцатого века? – спросил Федор.
Марфа выпучила глаза:
– Так это он с ним… так они… так меня…
– Перестань, Марфа! – рассердился вдруг Федор. – Ты же не вчера родилась!
– Мне и в голову не могло прийти, – ошарашенно промямлила она, чувствуя, как быстро краснеют щеки.
– Да полноте-с, мадам Марецкая, все это чистая бытовуха, посему не будем на ней заостряться. Лучше послушайте дальше, ведь это далеко не все, что вам следует знать.
– Нет, подождите! – все не могла успокоиться Марфа. – Так Мышляев с Куколевским встречались на моей жилплощади еще до командировки? Фигня! Я всего несколько дней, как въехала.
– Вот ведь неугомонная! Какое это имеет значение? Ну встречались значит! Посудите сами: такая хата шикарная. Стоит ли упускать возможность? Идея с картиной могла возникнуть случайно, после того, как господин Куколевский поняли-с, что за пейзажик висит у вас на стене. Успокойтесь уже!
Марфа сжала руки и засунула их между коленями. Федор покосился на нее сердитым глазом. «Дурой меня считает, – догадалась Марфа. – Злится, что не разглядела в Мышляеве гея».
– Значит, подмену Мышляев устроил? А как? – уточнил Волынцев, подливая полковнику кипятку.
– Не просто, скажу вам, не просто. Для начала нужен хороший копиист. Вы, уважаемая, ведь разницы не заметили, так?
Сидоров поглядел на сокрушенную Марфу.
– Да говорю же: я вообще ее не разглядывала! – ответила она, пытаясь взять себя в руки. – Ну висит открытка на стене – и пусть себе висит!
– Так вот-с. Копиист стоит недешево, кроме того, должен быть человеком надежным и без своей корысти.
– И где же таких бескорыстных берут? – снова вступил Федор.
– Сначала их берут за горло. Например, замели человека с наркотиками, а потом отмазали. Спасли, так сказать, от нар. Ты ж этому спасителю теперь по гроб жизни будешь обязан и все что угодно для него сделаешь. Так или не так?
Марфа кивнула. Полковник довольно хмыкнул.
– Скорее всего, этот обязанный пришел в вашу квартиру, пока вы были-с в отъезде, и старательно, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой сделал копию, а потом Мышляев, уже без художника, конечно, картину подменил.
– То есть копиист ни о чем не догадывался?
– Да зачем ему? Он отблагодарил своего благодетеля, на дозу получил и пошел себе. По всему видно, Мышляев его не боялся. Никто все равно слушать не будет. Ну мало ли что наркоману примерещилось. А тем временем…
– Так Мышляев все это для Куколевского сделал? – нетерпеливо перебила полковника Марфа, до которой стало что-то доходить.
– Следствие предполагает, что в доле были оба, но у господина Куколевского роль, так сказать, главнее. Заполучить картину – одно, а продать ее – совсем другое-с.
– Мышляев сам мог продать что угодно: и картины, и… людей, – грустно произнесла Марфа.
– Не все так просто, уважаемая! Посудите сами: кто такой этот ваш Мышляев? Мелкая сошка, чиновничек средней руки. А неизвестное полотно Черчилля – это сенсация мирового уровня. Продать его и при этом не загреметь на нары – это вам не фунт семечек сщелкать. Тут нужно знать не только входы, но и выходы на коллекционеров высочайшего уровня. Куколевский – фигура, а ваш Мышляев – прыщ на ровном месте.
– Никакой он не наш, – буркнула Марфа.
– А чей? Не мой же! – бросил полковник, посмотрел на красную Марфу и уже мягче добавил: – Вы особо себя не вините, что, мол, не распознали в этом Мышляеве подлую натуру. Многие удивятся, когда все станет известно. Такие, как он, всегда всем нравятся. Умеют впечатление произвести. Он и Гершвина обработал, и, так сказать, депутата. Ласковый теленок двух маток сосет.
