– Плохой или хороший?
– Психологиня в университете говорила нам, что не бывает плохих или хороших снов. Сон – это или предупреждение, или подсказка. Как сигнальная система. Сначала сны объясняют происходящее на понятном нам языке, а потом указывают путь спасения. Надо только уметь понять.
– И что же подсказал тебе твой сон?
– По-моему, он намекнул мне прямым текстом, что если я хочу выплыть, то мне следует крепче цепляться за твою руку.
– Хороший совет.
Марфа привычно зарылась лицом в расстегнутую на груди рубашку. Спрятаться и не вылезать. Никогда.
– А этот Гершвин нас не будет искать?
– Ему нужна картина. О том, что у нас ее нет, он наверняка уже знает. Если Сидоров прав и полотно находится у Куколевского, то, скорее всего, Гершвин будет искать именно его.
– За что Куколевский убил Мышляева? Ведь это он сделал? Я все верно поняла?
– Деньги не поделили, скорее всего.
Они помолчали, обнимая друг друга.
– Хочу тебе кое в чем признаться, – вдруг заявил Федор. – Я… в общем…
Марфа отстранилась и уставилась тревожно. Оказывается, это не все открытия?
– Когда я начал ковыряться в этом деле, сначала подумал, что в нем может быть замешана твоя подруга.
– Лариска?
– Ну да. Я заявился к ней в магазин и немного поприжал. В фигуральном смысле. В общем, она до смерти перепугалась и выложила все свои тайны. Думала, что я ее арестовывать пришел.
– Господи! Так вот почему она не появляется! Взяла отпуск и уехала к отцу. Я решила, она ухаживать за ним поехала, потому и не звоню. Думаю, когда все утрясется, Лариска сама меня наберет. А она, оказывается, забилась в щелку и трясется там. Зачем ты ее напугал? Она умереть со страху может!
– Она же не умерла со страху, когда самодельное белье за фирменное выдавала!
– Это другое!
– Да какое «другое»?
– Другое, и все тут! Не знаю, чего и кому она там выдавала, но обижать мою Лариску не позволю!
Марфа топнула ногой, выхватила мобильник и стала сердито тыкать в него пальцем.
– Лариска! Ты где? Домой возвращаться собираешься? Не знаешь?
Марфа волком посмотрела на Федора. Тот пожал плечами.
– В общем, так! Собирайся и вертайся! Ничего не хочу слушать! Тебя ждет приятный сюрприз! Сама увидишь! И думать нечего! Хорошо! К выходным! Жду! Целую!
Она засунула телефон в карман и снова прижалась к Федору. Помолчала и сказала ему в ямку у шеи:
– У меня не так уж много близких людей. Ты, Лариска и Тимоша с Ануш. Был еще Герка, но теперь он весь Юлин.
У нее на макушке торчал смешной вихор.
Другие людей прибавляют, а Марфа отнимает. Впрочем, он такой же. Раньше только и делал, что отнимал, хотя… в последнее время народу в его жизни прибавилось.
Но, если честно, ему хватило бы одной Марфы.
Федор примерился и поцеловал ее прямо в непослушный вихор.
Она вдруг подняла голову и посмотрела со страхом.
– А ты, случайно, не собирался знакомить меня со своими родителями? На семейный обед позвать? Или на светское мероприятие?
Федор посмотрел в испуганные серые глаза и серьезно ответил:
– Нет. Хотя… возможно, когда-нибудь мы пригласим их к себе.
Марфа подумала и кивнула.
Блицкриг
Они проторчали на даче полковника еще полных три дня. В целом это было замечательно, если бы не томящая душу неизвестность.
Сидоров перед отъездом строго-настрого наказал зря его не беспокоить.
И они послушно не беспокоили, хотя изнывали от отсутствия информации прямо до желудочных колик.
Дважды звонил Егоркин и настырно напрашивался в гости. Якобы свежим воздухом подышать. Марфа кожей чувствовала, какой журналистский зуд одолевает Герку, и изо всех сил отбрыкивалась. Ее не сломило даже интригующее женскую душу обещание рассказать о том, что они с Юлей решили сделать в октябре. Впрочем, она догадывалась. Свадьба наверняка будет сногсшибательной. Другой у гения журналистики и быть не может. Должно быть, распишутся во время полета на воздушном шаре или на морском дне, закованные в акваланги.
Федор делал вид, что все идет так, как и должно быть, только курить стал в два раза чаще. Однажды признался, что больше всего волнуется за Бронштейна, которого сам, по сути, втравил в эту историю.
– Одно дело, когда рискуют профессионалы, и совсем другое, когда в опасную игру ввязывается больной старик. У него онкология прогрессирует, а мы его заставили на канате плясать.
– Но он же согласился!
– Скорее не смог отказать. Вдруг Куколевский ему не поверит и догадается, что Бронштейн – подсадной? Чем тогда это может закончиться?
Марфа молчала. Чем? Да ничем хорошим!
Пока двое, из-за которых, как они думали, заварилась вся каша, томились в дачном заключении, как Ленин и Крупская в Шушенском, события, тщательно подготовленные и срежиссированные полковником Сидоровым, разворачивались полным ходом.
Хорошо известного в нужных кругах и до невозможности солидного покупателя Куколевскому подсунули весьма ловко. Как и рассчитывали постановщики действа, он клюнул и сделал следующий шаг: вышел на посредника и договорился о встрече. Бронштейн, который никогда не был публичным человеком, сроду не светился ни в прессе, ни в светских кругах, произвел на продавца впечатление человека надежного и компетентного. Удачей было и то, что Куколевский действовал в одиночку, на свой страх и риск. Не хотел привлекать никого, кто мог бы ему помешать и с кем в итоге пришлось бы делиться барышом. То ли страх руководил им, то ли жадность, то ли просто не осталось времени для ввода новых игроков.
Наконец были назначены место и время обмена картины на оговоренную сумму.
В тот день Марфа проснулась с ощущением того, что для такого напряженного момента она непозволительно счастлива. Ее так распирало, что, не удержавшись, она стала целовать спящего Федора. Он, конечно, немедленно проснулся, стал отвечать на буйные ласки, и они надолго забыли обо всем.
В это же самое время по дороге в направлении Выборга двигались две машины. Они въехали на шоссе с разных сторон, но, постепенно сближаясь, пошли друг за другом, двигаясь в условленную точку встречи.
Недалеко от финской границы на берегу небольшого живописного озерца располагалась скромная заимка. Охотники наезжали сюда редко. Только когда охота на уток шла уж очень бойко, да и то знали об этом месте далеко не все любители.
Черные автомобили двигались к заимке по проселочной дороге на расстоянии двухсот метров друг от друга. Одна из машин немного сбавила скорость перед глубокой промоиной и тут же стала буксовать. В это время вторая приблизилась настолько, что они стали видны друг другу. Наконец первая зацепилась за твердую почву, вылезла из ямы и уже собралась двигаться дальше, как вдруг из густого ивняка послышались выстрелы.
