Впасть в панику Марфа себе не позволила. Еще не хватало! Скачки она, конечно, не посещает и в высшем свете не крутится, зато окончила МГУ и скоро станет ведущим журналистом известного издания!
Она выпрямила спину и занялась форелью в белом соусе, всем своим видом стараясь показать, что запросто ее с коня не собьешь.
Из гостей они с Володей уехали вместе, хотя родители и пытались задержать сына под предлогом обсуждения домашних дел.
– Просто вызови Марфе такси, – мило улыбнувшись, сказала Жанна Леонидовна. – Ты нужен здесь.
Вот уж нет! Этот раунд она не проиграет!
Раз она решила, что Мышляев будет принадлежать ей, значит, так тому и быть!
Она даже не стала смотреть, какие лица были у его родителей, когда он сказал, что поедет с Марфой. Впрочем, скорее всего, лица оставались вполне благодушными.
И все же Марфе было немного обидно. Она ведь не девушка с помойки! Красивая, умная, успешная! Чего еще им надо?
На следующий день после приснопамятного обеда она приехала навестить Анну Андреевну и с горечью поведала ей, что неизвестно почему, но ко двору Мышляевым не пришлась.
– Первое впечатление всегда самое сильное! Если я им не понравилась сразу, значит, кранты! – посетовала она, расстроенно грызя одну сушку за другой.
– Не всегда. Иногда человека сразу не разглядишь. С виду нехорош, а со временем раскроется самым чудесным образом. Его мама просто очень любит сына, поэтому, скорее всего, немного ревнует. Это пройдет, – утешала ее Анна Андреевна. – Ты не можешь не нравиться, Марфинька! Дай им время.
Марфа слушала подругу и успокаивалась. Все так и будет, но не сразу. Они еще увидят ее во всей красе! Она еще завоюет их любовь!
Анна Андреевна
Анна Андреевна умерла в самом разгаре лета, и так внезапно, что никто, включая Марфу, этого не заметил. Примчавшись из очередной командировки, Марфа, как всегда, замоталась и позвонила подруге только на второй день к вечеру. Никто не ответил. Она решила, что Анна Андреевна вышла подышать во двор, сейчас наверняка стоит за решеткой ворот и смотрит, как по улице, фыркая, проезжают машины и, что-то бурча в телефоны, пробегают пешеходы. Она любила наблюдать за людьми незаметно, не мешая и не привлекая к себе внимания. Ей самой спешить было уже некуда, но стремительность человеческой жизни, шум проезжающих машин не пугали ее, а словно приобщали к чему-то важному. Она говорила Марфе, что в эти минуты чувствует, как все течет и меняется. Марфа, смеясь, заявляла, что на самом деле ничего, кроме курса валют, не меняется, а течет только грязь вдоль проезжей части, и то потому, что ливневки работают безобразно. Анна Андреевна никогда не спорила, но, если позволяла погода, разглаживала на платье свой кружевной воротничок, надевала шляпку и выходила к воротам.
Марфа и допустить не могла, что все может кончиться в одночасье. На здоровье Анна Андреевна не жаловалась с зимы. В холодные дни у нее сильно болела спина, поднималось давление, и Марте приходилось ночевать у подруги, чтобы вовремя подсуетиться: вызвать врача, купить и подать лекарства. Зимой она волновалась, звонила старушке по три раза на дню, а после работы стремглав летела к ней, чтобы помочь чем можно. Уже месяца три, как хвори Анну Андреевну не доставали, она была весела и готовилась к лету. Было решено, что они снимут хоть на пару недель дачу где-нибудь на берегу Финского залива и, послав всех к черту, наконец надышатся свежим воздухом. Марфа даже успела присмотреть несколько вариантов и предвкушала, как за вечерним чаем они станут обсуждать, какой из них лучше.
До флигеля подруги она добралась к девяти вечера и сразу увидела жидкую дорожку из пыльных еловых веток, что вела от двери. Предчувствие не просто кольнуло. Оно ударило так больно, что Марфа остановилась, схватившись за водосточную трубу на углу дома. Постояв, она на ватных ногах дошла до двери и открыла своим ключом. Почему-то не горел свет, но все равно было сразу видно, что в коридоре натоптано. Это было странно до такой степени, что Марфа не сразу решилась войти. Дверь открылась, как всегда, с легким скрипом. Она прошла в квартиру и вдруг все поняла. По тишине. Казалось, даже шум улицы не может пробиться сквозь эту мертвую молчаливую пустоту.
Она даже не смогла заставить себя пройти в комнату. Стоя у двери, набрала телефон Натальи Петровны.
– Марфа, где ж вы были? – бойко начала старшая по дому. – Мы вас искали. Звонили в издательство. Просили передать.
– А на мобильный?
– Да я куда-то задевала ваш номер, не смогла найти.
Ну конечно. Когда она была нужна, та же Наталья Петровна находила ее у черта на куличиках.
– Похороны оплатила мэрия. Нам даже хлопотать не пришлось. Зато я договорилась об отпевании. Батюшка там, в ритуальном зале при морге, и отслужил. Народу, правда, немного было, но соседи бабу Нюру помянули.
– Как при морге? – вдруг удивилась Марфа. – Разве ее не из дома выносили? А ветки откуда?
– Да это я набросала. Так же положено. Мы с мужем несколько раз заходили, уж простите. Одежду забрать, документы. Ключи у бабы Нюры в кармане были.
– В каком кармане? – опять не поняла Марфа.
– Ну, в одежде, в которой ее в больницу привезли. Они, правда, сделать ничего не успели. Мне Танька из пятнадцатой позвонила. Она с дачи поздно со своим приехала и с фонариком шла. У нее куриная слепота, плохо видит в сумерках. А муж, тот вообще на один глаз кривой. Ну да что поделаешь, обоим уж к семидесяти! Глядь, а баба Нюра сидит себе в уголочке за воротами. Никто ее и не заметил.
У Марфы так стремительно сжалось сердце и задрожали руки, что она выронила телефон. Тот, упав, развалился на составные части. Она посмотрела на него, постояла еще немного, на ватных ногах прошла в кухню и села за стол.
Потом она не могла вспомнить, сколько просидела вот так, тупо пялясь в пустоту. Более или менее осознанно она стала себя ощущать дня через три. Или позже.
Что бы она ни делала, чем бы ни заполняла свою суетную жизнь, ощущение того, что ее вселенная опустела, становилось все отчетливее, а боль от потери – все сильней.
Маленькая старушка с поэтичным именем. Одинокая. Незаметная. Тихо жила. Тихо померла. Казалось, от нее мало что зависело в этой жизни. Марфе ведь просто надо было знать, что она есть, и все. Почему же с ее уходом возникла такая ужасная пустота? Кошмарная. Огромная. Словно сломалось что-то важное. Конструкция дала трещину. Нет, не трещину. Она будто бы осталась без фундамента. Вроде стоит. И даже кажется вполне устойчивой, но на самом деле под ней нет того, что подпирало ее, удерживало, придавало незыблемость.
Оказывается, иногда незаметные люди занимают в нашей жизни огромное место. Ты привык считать их своей частью, а потом оказывается, что все наоборот. Ты – частица их, поэтому, оторвавшись от стержня, от фундамента, словно зависаешь в воздухе. Как пылинка. Как листок.
