— Так уже приходил и тронул.
— Да ты что, жало как! Но ты тогда ощипай, выпотроши и в морозильник положи. А хочешь — борща свари, ой, из гуся хороший борщ.
Они что, сговорилась все с этим треклятым гусем?
Но Сима не стала расстраивать женщину и говорить, что гусь сгинул без башки где-то у соседа.
— Ой, а Семушка хороший, ой хороший мужик, рукастый, хозяйственный, серьезный.
Она это точно того самого Семушку описывает? Сима засомневалась.
То, что у Семена хорошие и руки, и хозяйство, Сима знала, даже почувствовала все это на себе и не раз.
— Ты, если что, беги к нему, через дом живет, всегда поможет. Я же хотела вас познакомить, мужик он одинокий, про тебя рассказывала.
Серафима теперь чуть не споткнулась, когда пошла с полотенцем в комнату. Интересно, что там она наговорила? Хотя Сима представляет.
— Послушайте, тетя Зоя, а чего такой рукастый и классный в деревне живет?
Должна же она была выведать информацию в своих интересах!
— Не говорит, спрашивала, вот молчит, как рыба об лед. Но я думаю, это все из-за бабы.
— Жена?
— Ой, Симушка, мне пора, доктор пришел, про гусей не забывай.
Тетка отключилась, голос был у нее очень бодрый, совсем не как у больного человека, которого сутки назад увезла скорая.
Но не успела девушка привести себя в порядок и надеть домашний костюм, как в дом зашли без стука.
— Ну, привет.
Серафима выглянула из комнаты, стянула полотенце на груди туже. Посмотрела на стоящую у порога молодую женщину. На голове яркий платок, шубка, руки уперты в бока, а в глазах искры ярости.
— Здравствуйте. А вас что, стучать не учили?
— Я сейчас тебя кое-чему научу, сучка ты городская и крашеная.
— Не поняла?
— Сейчас все поймешь, все у меня поймешь, как по чужим мужикам ходить и ноги раздвигать перед ними, шлюха городская.
А вот это было обидно и неприятно.
Чужой теленок и барин сегодня добрый
— Я не поняла, вы кто такая?
— Сейчас я тебе расскажу, кто я такая, и покажу.
Серафима была несколько долгих секунд обескуражена наглостью незваной гостьи, но, услышав в свой адрес оскорбления, сама шагнула навстречу. Молодая женщина в цветастом платке и с яркой помадой на губах смотрела с вызовом, словно Сима у нее увела теленка средь белого дня.
— Ты какого рожна жопой крутишь около Семена? В городе мужиков мало? Решила устроить деревенские каникулы? Подышать воздухом и раздвинуть ноги?
А насчет уведенного теленка Сима не ошиблась.
Даже смешно стало, но серьезность момента не позволяла впасть в истерику.
— А вы кто такая? Простите, не представились. Клава? Та самая, что носит молоко?
— Что….
— Вот и носите дальше и дергайте коров за вымя. И не ваше дело, что с кем и как делает в деревне городская! И в какую сторону дышит свежим воздухом и перед кем раздвигает ноги!
Ух, Сима была зла.
Как закипающий на углях самовар, она была готова повыдергать этой бабище с размалеванной физиономией, словно она собралась на дискотеку, все волосенки, а цветастым платком заткнуть рот.
— Да ты… ты совсем охренела? Да я…
Гостья кинулась первой, Сима едва успела увернуться, чуть не вписалась прямиком в холодильник, тот пошатнулся, на нем загремели пустые банки. Но Серафима совсем не ожидала от этой женщины рукоприкладства.
У них тут что, так приятно, мол, если ты переспала с соседом, так сразу приходить, оскорблять и бить лицо?
Или Семен ее мужик?
Он наверняка может так — чисто напоить наливочкой, оприходовать в баньке, а потом помахать ручкой?
Почему-то Сима была уверена, что может.
А может, у них что-то было, но он бросил Клаву? И сейчас женщина мстит. Осталось вымазать ворота дегтем и пустить слух по деревне, что родня бабы Зои шалава и распутница.
Кобелина, а не теленок этот Семушка.
И больно эта сцена напоминает другую — трехгодичной давности, когда она по своему неведенью или глупости крутила роман с женатым мужиком. Тем самым, что вытер об нее ноги, а потом пришла его жена и вытерла свои.
Было стыдно. Противно. Было ужасно.
Серафима именно тогда поняла, что такое апокалипсис души. Когда морально горишь в собственном аду. Поверив, доверившись, а после этого оказавшись преданной.
Но сейчас времени для воспоминаний не было, Клава оказалась бабой резвой, но Сима и не думала давать слабину. А когда сама первая вцепилась в ее платок, срывая с головы, завизжала от боли. Потому что Клава вцепилась сама в ее волосы.
Жесть.
Ужас и жесть, так бы сказали ее малолетние племянники.
Тогда, три года назад, такого не было. Было моральное унижение, да и было за что. Знать надо, с кем спишь, а уж если знаешь, то быть готовой ко всему.
Сима не была готова.
А вот сейчас у Виноградовой шла борьба не за мужика, гори он в адовом пламени, а за свою поруганную честь. За то, что она, Серафима, вот ни в чем не виновата ни перед кем. А уж тем более перед Косогоровскими доярками оправдываться не собирается.
Возня, визги, мат.
Семен вот уже с минуту наблюдал, как девушки таскали друг друга за волосы, как ругались и выкрикивали что-то невнятное. Кто сказал, что женская драка увлекательна и интересна? Да плюньте тому в лицо! Ну, если, конечно, это не цыпочки в бикини, намазанные маслом.
Хотя вот одна цыпочка была без трусов. Семен улыбнулся. Снова без трусов.
— Так, все. Брейк! Разошлись по углам! Все, я сказал!
Двумя ручищами мужчина оттянул женщин друг от друга, но они его словно не замечали. Пыхтели, махали руками.
— Сима! Булка! Посмотри на меня! Ты почему голая?
Серафима замерла, сдула упавшие волосы на глаза, потом очнулась, покраснела и убежала в комнату. Полотенце во время борьбы с нее упало, Терехову, конечно, нравилось то, что он видел, но не при Клаве же пускать слюни.
Он так и знал, что в доме бабы Зои что-то да случится, но выждал час, убрал со стола, заправил кровать, накормил Грома, подтопил дом и баньку, уверенный, что вечером-то он нормально попарится и Булку попарит, потом окунет ее в сугроб, а потом снова попарит.
И вот — пришел в самый разгар событий. Клава тяжело дышала, смотрела выпученными глазами, понимая его гнев.
— Все? Успокоилась?
— Да!
— Нам сейчас поговорить или потом?
