— Как тебе не стыдно, на глазах рушится семья твоей сестры!
Серафиме не было стыдно.
— Это мне стыдно? Да мне плевать, что там и куда рушится у Мирославы, мой мир не вращается вокруг нее и ее семьи. И я ни с кем не обязана сидеть, а вот ты, как бабка, этим займись. У меня есть своя личная жизнь, — Сима повысила голос.
— Какая у тебя своя жизнь? У тебя ведь нет никого, даже котенка, мужики — и те сбегают.
Девушка сжала ладонь в кулак, прикусила губу, чтоб не дать слезам хлынуть. Услышать такое от собственной матери было больно.
— Тебе ничего неизвестно о моей жизни, потому что ты никогда ей не интересовалась, а объяснять сейчас я не намерена. Так что решайте проблемы Мирославы самостоятельно, без моего участия, хватит, надоело.
Голос эхом пролетел по коридору, на Серафиму обернулись, она лишь, гордо вскинув голову, прошла до кабинета, из которого как раз выходила девушка. Надо было все это сделать раньше и не давать собой помыкать.
Пока сидела на гинекологическом кресле, пока смотрела, как доктор что-то чиркает размашистым почерком в карточке, Сима молчала, переполненная эмоциями.
— А чего такая напряженная?
— Так дело серьезное.
— Это верно.
— Что там?
— Беременность.
— Точно?
— Срок небольшой, четыре-пять недель, но поверь этим рукам, — женщина показала свои руки, посмотрела из-под оправы очков. — Они никогда не ошибались.
Серафима выдохнула. Значит, все верно, хотя все симптомы говорили именно об этом, сомневаться было незачем.
— Страшно.
— Почему?
— Так не двадцать пять.
— И не во столько рожали. Недавно пришла ко мне с третьим ребеночком пациентка, а ей сорок пять, а первого родила в тридцать семь. И все почему?
— Почему?
— Потому что мужик у нее хороший. А в этом деле нет слова «пора», есть слово «хочу». Но чаще, конечно, приходят со словами «так получилось». Как у вас?
— Так получилось.
— Я уверена, получилось прекрасно. Это направления на анализы и УЗИ, как все сделаешь, приходи, на учет вставать будем. Ведь будем?
— Конечно, будем.
В больницу к Семену летела на крыльях, проговаривая про себя признание о том, что у них будет ребенок. Сима не знала, какая будет реакция, но держать в себе эту тайну уже не было сил.
Но не успела она зайти в палату, как Семен отложил телефон и подозрительно на нее посмотрел.
— Что-то случилось?
— Случилось.
— Что?
Спросила на выдохе, сделала несколько шагов, прижимая к груди пакет с баночкой малосольных огурчиков, которых жуть как захотелось. Сима не удержалась, зашла в магазин, думала, начнет их есть прямо там вприкуску с мандаринами.
— Ближе подойди.
Терехов соскучился как дикий по своей Булочке, ее не было сутки, но даже то, что он постоянно писал и звонил ей, не утоляло его тоску, а еще голод.
Он хотел ее постоянно, каждую минуту, просил выслать интимные фото, и Сима, чертовка такая, выслала, отчего мужчина голодал еще сильнее. Членом можно было забивать гвозди, но он хотел вбить его в киску Серафимы.
— А что случилось? Тебе плохо? — Сима поставила пакет на тумбочку, заправила волосы за уши, облизнула губы, а Терехов скрипнул зубами.
— Плохо, очень плохо, Сим, дай руку.
Терехов схватил девушку за кисть, потянул на себя, положил ее ладонь на свой пах и протяжно простонал. Хорошо, что в бесплатной больнице есть платные отдельные палаты с душевой и уборной для вот таких страдальцев, как он.
— Ой, — Сима сглотнула скопившуюся слюну, сжала твердый ствол, она сама возбудилась от такой реакции мужчины на себя.
А после их виртуального флирта по вечерам, со всеми обещаниями Семена сделать с ней массу непристойных вещей, плюс буйство гормонов, Серафиме приходилось удовлетворять себя самостоятельно.
Она не успела опомниться, как Терехов уже откинул тонкое одеяло, приспустил больничные широкие брюки, начал толкаться девушке в руку.
— Сема, ты с ума сошел, тебе нельзя, сотрясение и переломы ребер.
— Все уже прошло, завтра выпишут, зажило как на собаке. А вот без секса, когда ты, такая вкусная и аппетитная, рядом, я точно сдохну.
— Но…
Серафима не успела ничего сказать, мужчина потянул ее на себя, впиваясь в губы, сразу проникая языком в рот, а другой рукой оттягивал декольте трикотажной кофточки, освобождая грудь.
— Потрогай меня, да, вот, да, малышка… ох, дьявол… да… да… сожми сильнее… господи, какие красивые у тебя дыньки. Дай мне их облизать, дай.
Терехова штормило, сотрясение еще не прошло, да и ребра болели, но он все готов стерпеть ради того, чтоб эта сочная малышка была рядом. Он наконец освободил шикарные груди Серафимы из плена тонкого кружева, сразу засосал сосок, слушая, как девушка простонала, как еще сильнее сжала его член, скользнула к яйцам, начала ласкать их.
— Да, малышка… о да… выпишут, дома будешь ходить голая всегда.
Семен был настроен решительно по поводу Булки, времени на подумать у него было вагон. Она его и ничья больше, все эти прелести и сладости достанутся только ему. Нужно делать предложение, а лучше сразу ребеночка, того самого, что он видел во сне, чтоб не соскочила.
С сотрясением пришло озарение, что все земное бренно. Сгорела часть его бизнеса, да бог с ним, Терехов обрел больше, осталось прижать бывшую, а там уже и свадьбу играть.
Семен не просто был влюблен, он был одержим своей Булочкой. Как же удачно он зашел отрубить башку гусю и наткнулся на эту сочную блондинку.
— Да… вот же… да… вот же… сейчас солью… господи… аж в груди колет…
Терехов смотрел на то, как Сима надрачивала его член, как головка, набухшая бордовая головка, пропадала и появлялась. А когда начал кончать, захрипел, вновь впился в губы Серафимы, толкаясь бедрами, выплескивая накопившуюся за все это время сперму, чуть ли не теряя сознание.
— Семен Николаевич, это я!
Виноградова дернулась, Семен удержал, кровать от двери закрывала ширма.
— Павлик, дверь закрой!
— Но…
— Сказал, дверь закрой, у меня процедуры.
Хлопок двери, тишина.
— Значит, процедуры?
— Ты мой лучший Булочный доктор.
— Пошляк.
— Люблю тебя.
— Что? — Сима замерла.
— Дай салфетки и помой руки, давай живо, Павлик нам сейчас будет рассказывать детектив.
Детектив и белые розы
— Ты как?
