Майтера Роза опустилась на колени последней из трех сивилл, но не из-за недостатка почтения, а потому, что процесс включал в себя работу некоторых частей тела, с которыми она родилась и которые, в строгом смысле слова, были мертвы, хотя еще действовали и будут действовать во все годы, что ей еще остались. Ехидна ослепила ее, чтобы она не увидела богов, обычное наказание богини, и вот она не видит и не слышит ничего, хотя священные оттенки танцуют и танцуют по Священному Окну. Низкие тона божественного голоса показались ей похожими на звуки виолончели, хотя она изредка улавливала слово или фразу. Юный патера Шелк (который всегда был таким небрежным и становился еще более небрежным, когда имел дело с предметами величайшей важности) уронил нож для жертвоприношений, тот самый нож, который майтера Роза чистила, смазывала маслом и точила почти столетие, нож, сейчас окрашенный кровью голубя. Майтера вытянула руку и подняла его. Костяная рукоятка не треснула; и, похоже, лезвие не испачкалось, пока он лежал на полу. Но она все равно вытерла его рукавом, из предосторожности, и, рассеянно, попробовала кончик лезвия на собственном большом пальце. Слушая и иногда понимая — ну, почти понимая — короткие музыкальные фразы, которые играл оркестр, она подумала, что оркестр слишком хорош для этого бедного витка, который, как и сама майтера Роза, износился и стерся, чье время прошло и никогда не вернется; он слишком стар, хотя и не так стар, как майтера Мрамор, и все-таки намного ближе к смерти, чем она. Виолончели в лесах Главного Компьютера, алмазные флейты. Сама майтера — старая майтера Роза, настолько уставшая, что больше не знала, что устала — когда-то играла на такой флейте. Она не вспоминала о другой флейте со времени своего кровного позора. Боль разъела ее, подумала она, измучила, заставила замолчать, хотя когда-то она звучала сладко, о, так сладко, по вечерам.
Каким-то образом старая майтера Роза почувствовала, что эта богиня не Ехидна. Фелксиопа, может быть, или даже Жгучая Сцилла. Сцилла была одной из ее любимиц, да и сегодня сцилладень, помимо всего прочего.
* * *
Голос замолчал. Цвета медленно растаяли, как тают на камне, смоченном речной водой, красивые и сложные узоры, исчезающие, пока камень высыхает под жарким солнцем. Все еще стоя на коленях, Шелк поклонился, коснувшись лбом пола у алтаря. Приглушенный шум голосов поднялся от присутствующих на похоронах и от верующих и взлетел настолько высоко, что стал похож на раскаты грома. Шелк посмотрел через плечо. Один из грубо выглядевших людей, сидевший рядом с Орхидеей, по-видимому кричал, грозя кулаком Священному Окну; его глаза выпятились, лицо стало багровым, и все от чувств, о причине которых Шелк мог только догадываться. Прекрасная юная женщина, с волосами, черными как жемчужины Орхидеи, танцевала в центральном проходе под музыку, которая играла только для нее одной.
Шелк встал и медленно похромал к амбиону.
— У вас всех есть право услышать…
Похоже, его голос куда-то исчез. Язык и губы двигались, между ними проходил воздух, но ни один трубач не смог бы заглушить нестихающий шум.
Шелк поднял руки и опять поглядел на Священное Окно. Оно опять стало мерцающе-серым, опустело, как будто богиня никогда не говорила через него. Вчера, в желтом доме на Ламповой улице, она сказала ему, что скоро поговорит с ним, повторив: «скоро».
«Она сдержала слово», — подумал он.
Ему пришло в голову, как бы невзначай, что регистры за Священным Окном больше не пустые, не такие, какими он всегда видел их. Один должен показывать единицу; второй должен отобразить длину божественной теофании, в единицах, неведомых ныне живущим. Ему захотелось посмотреть на них, проверить реальность того, что он только что видел и слышал.
— У вас всех есть право услышать… — Голос прозвучал слабо и тонко, но, по меньшей мере, он его услышал.
«У вас всех есть право услышать собственный голос, даже когда вы сами не можете слышать себя, — подумал он. — У вас всех есть право знать, как вы себя чувствуете и что вы сказали богине, или хотели сказать, хотя большинство из нас никогда не хотели».
Суматоха стала утихать, спадать, как волна на озере. «Сильнее, — сказал себе Шелк, — говори диафрагмой». За это его хвалили в схоле.
— У вас всех есть право узнать, что сказала богиня и как ее зовут. Это была Киприда; это имя не из Девяти, как вы знаете. — Он не смог вовремя остановиться и добавил: — У вас также есть право узнать, что Киприда уже являлась мне и я получил частное откровение.
Она сказала ему не рассказывать об этом, а он только что это сделал; он почувствовал уверенность, что она никогда не простит его, как он никогда не простит себя.
— В Писаниях Киприда упомянута семь раз, и там говорится, что она заботится о… э… о молодых женщинах. Женщинах, достигших брачного возраста, но еще молодых. Нет сомнения, что она заботилась и об Элодее. Я чувствую, что она должна была.
Сейчас они все почти успокоились, многие внимательно слушали; но его сознание было все еще подавлено чудесным появлением богини, и ему не хватало связующих мыслей.
— Восхитительная Киприда, которая так благосклонно отнеслась к нам, семь раз упоминается в Хресмологических Писаниях. Мне кажется, я уже говорил это, хотя некоторые из вас могли не услышать. Ей жертвуют белых кроликов и белых голубей, вот почему сегодня у нас были голуби. Их принесла в дар ее мать — я имею в виду мать Элодеи, Орхидею.
К счастью, он еще кое-что вспомнил:
— В Писаниях сказано, что она удостоена чести быть самым любимым спутником Паса из всех младших богов.
Шелк на мгновение замолчал и сглотнул.
— Я сказал, что у вас всех есть право узнать, что сказала богиня. Так предписывает канон. К сожалению, я не могу придерживаться канона, как бы хотел. Часть сообщения богини предназначена только для той, кто горюет больше всех. Я должен сообщить его ей один на один, и я попытаюсь сделать это, как только церемония закончится.
Море лиц зашевелилось. Даже плакальщицы слушали с широко открытыми глазами и разинутыми ртами.
— Она — я имею в виду Восхитительную Киприду — сказала три фразы. Первая — личное послание, которое я должен передать. Она также сказала, что сделает предсказание, чтобы ей поверили. Не думаю, что кто-то здесь не поверил, не сейчас. Но, возможно, некоторые из нас могут начать задавать вопросы потом. Или, не исключено, она имела в виду весь город, всех нас в Вайроне.
И вот что гласит ее пророчество: здесь, в Вайроне, совершится великое преступление, удачное преступление. И она распростерла свою мантию над… над преступниками, и поэтому они пожнут его плоды.
Потрясенный и лихорадочно пытающийся собраться с мыслями, Шелк замолчал. Его спас человек, сидевший около Гагарки.
— Когда? Когда это будет? — крикнул он.
— Сегодня ночью. — Шелк прочистил горло. — Она сказала, что это будет сегодня ночью.
Челюсти мужчины со щелчком захлопнулись, и он огляделся вокруг.
