В просторной комнате, обставленной тяжелой мрачной мебелью, опять наступила тишина; юный авгур склонился над книгой. На улице дрались носильщики — они наскакивали друг на друга, как воробьи, громко кричали, но почти не пускали в ход руки; минуты тикали, и Прилипала глядел на их диспут через открытое окно.
Росомаха оторвал взгляд от книги:
— Здесь написано, как выбирать новых советников, Ваше Высокопреосвященство. Каждые три года. Это положение сейчас приостановлено, как мне кажется?
— Очень аккуратная… хм… формулировка, патера. Ты еще можешь… э… получить Палустрию. Что еще?
— Кальде занимает свой пост всю жизнь и может назначить себе преемника.
Прилипала кивнул:
— Поставь ее обратно на полку, а? Не назначил, а? Сейчас вообще нет кальде. Тем не менее, это все еще закон. Ты знаешь, о торговле замороженными эмбрионами, патера? Новые виды скота, экзотические домашние животные, и рабы, тоже, в городах вроде Тривигаунта? Откуда они берутся, а?
Росомаха поторопился подойти к книжному шкафу.
— Из других городов, Ваше Высокопреосвященство?
— Которые говорят в точности то же самое. Семена и черенки, из которых вырастают… хм… очень странные растения. Они умирают, э? Или большинство из них. Или, гм, пышно разрастаются, вопреки природе.
— Я слышал о них, Ваше Высокопреосвященство.
— По большей части звери и… э… люди совершенно ординарны. Или почти, э? Очень мало… хм… монстров. Вызывающих жалость. Вызывающих страх. На них невероятные цены. А теперь навостри уши, патера.
— Я весь внимание, Ваше Высокопреосвященство.
Прилипала встал рядом с ним, положил руку на плечо и понизил голос, почти до шепота:
— Это все знали, а? Двадцать пять лет назад. Причуда кальде, так мы говорили тогда. Забыто сейчас, хм? И ты не должен говорить об этом никому, патера. Даже намеком, а?
— Ваше Высокопреосвященство может полностью положиться на меня, — напыщенно объявил Росомаха, вытянув шею так, чтобы смотреть в глаза коадъютору.
— Превосходно. Прежде, чем… э… забрать свою награду у богов, кальде заплатил совершенно… э… невероятную сумму, а? Купил человеческий эмбрион. Какой-то… э… экстраординарный.
— Понимаю. — Росомаха облизал губы. — Я ценю ваше доверие, Ваше Высокопреосвященство.
— Наследник, а? Или… э… оружие. Никто не знает, патера. Теперь, когда я рассказал тебе об этом, даже Аюнтамьенто не знает… э… больше тебя, патера.
— Могу ли я спросить, Ваше Высокопреосвященство?..
— Что с ним стало? Это и есть… э… главная загадка, патера. И что он может сделать? Сверхъестественная сила, возможно. Или слышать твои мысли, а? Двигать вещи, не прикасаясь к ним? Ходят слухи, что есть такие люди. Аюнтамьенто искало, а? Никогда не останавливалось, никогда не сдавалось.
— Эмбрион имплантировали, Ваше Высокопреосвященство?
— Никто не знает. До сих пор, а? — Прилипала вернулся к своему столу и сел за него. — Прошел год. Потом два, пять и… э… десять. Они пришли к нам. Хотели, чтобы мы проверили каждого ребенка в каждой палестре города, и мы это сделали. Память, а? Ловкость. Способности. Все такое. Было несколько, которыми мы… э… заинтересовались. Не слишком хорошо, а? И чем больше мы проверяли их, э, тем менее… э… странными они выглядели. Раннее развитие, а? Несколько лет, и остальные догнали их.
Прилипала покачал головой:
— Ничего… хм… неожиданного, сказали мы… э… Лемуру, Лори и всем остальным. Они не всегда такие, какими предположительно должны стать, эти замерзшие эмбрионы. И чаще умирают в матке, чем выживают. Все о них забыли. Ты следуешь за мной?
У Росомахи нечасто случались вспышки озарения, но сейчас он чуть не подскочил на месте:
— В… В… Ваше Высокопреосвященство нашли его! Эта женщина, Синель!
Прилипала пожевал губами.
— Я… э… не утверждал этого категорически, патера.
— Конечно нет, Ваше Высокопреосвященство.
— Патера стал… э… крайне популярным, патера, как я и намекнул тебе вчера. Теофания, будь уверен. «Шелка в кальде» намалевано на стенах от леса до озера. Способно привлечь кого угодно, а? За ним должен наблюдать очень проницательный… э… аколит. И очень скрытно. И за его сообщниками. Тяжелая… хм… обязанность для того, кто так молод. Но надлежащее поручение для будущего коадъютора Палустрии.
Почувствовав, что его отпускают, Росомаха встал и поклонился:
— Я сделаю все, что в моих силах, Ваше Высокопреосвященство.
— Превосходно. Зайди к Наковальне, устрой дело с письмом и с моей запиской патере.
— Как вы думаете, Ваше Высокопреосвященство, — осмелился спросить Росомаха, — патера мог догадаться? Или эта женщина могла прямо сказать ему?
Прилипала мрачно кивнул.
* * *
В своей самой высшей точке утес вдавался в озеро, как нос гигантского корабля. Здесь, согласно скромной бронзовой табличке, вделанной в склон недалеко от входа, самый смиренный почитатель Озерной Сциллы, Председатель Аюнтамьенто Лемур, воздвигнул в ее честь строгий полусферический купол из сине-молочного просвечивающего камня, который поддерживали волнистые верхушки (Шелк пересчитал) десяти конусообразных колонн, выглядевших тонкими и хрупкими; колонны, в свою очередь, опирались на приземистую террасу, огражденную балюстрадой. Вделанные в балюстраду тонкие бронзовые полоски складывались в картины, изображавшие подвиги богини — как легендарные, так и настоящие. Самое впечатляющее бронзовое изображение — с летящими волосами и голыми грудями — было вделано в каменный пол; десять рук богини тянулись к десяти колоннам.
И больше ничего.
— Здесь никого нет, Орев, — сказал Шелк. — Тем не менее, я уверен, что мы кого-то видели.
Птица что-то пробормотала.
Все еще качая в недоумении головой, Шелк шагнул в глубокою тень купола. Каждый раз, когда его грязные черные ботинки ступали на пол, ему казалось, что он слышит под собой слабый стон твердого камня.
Орев взлетел, к большому удивлению Шелка. Он еще не мог летать хорошо или далеко, поэтому просто пролетел между двумя колоннами и тяжело уселся на выступ обнаженной скалы в восьми или десяти кубитах от святилища; но он летал, и маленькая синяя шина Журавля ярко сверкала на фоне темного оперения.
— Чего ты боишься, глупая птица? Упасть?
Орев наклонил блестящую голову в сторону Лимны:
— Рыба голов?
— Да, — пообещал Шелк. — Много рыбьих голов, как только мы вернемся.
— Атас!
Обмахивая себя широкой шляпой, Шелк повернулся, чтобы полюбоваться озером. Несколько приветливых парусов сияли там и сям, маленькие белые треугольники на фоне господствующей кобальтовой синевы. Здесь было холоднее, чем среди камней, и, несомненно, будет еще холоднее в лодке, вроде тех, на которые он смотрел. Если он сумеет выполнить приказ Внешнего и сохранит мантейон, возможно он сможет каждое лето привозить сюда детей из палестры, которые никогда не видели озера, не катались на лодках и не ловили рыбу. Такое переживание они не забудут никогда, конечно; приключение, память о котором они сохранят на всю жизнь.
