Старуха, которая шла мимо первого белого камня, отмечавшего Путь Пилигрима, робко вмешалась в их разговор:
— И никто не ходит туда после наступления темноты, дорогая, а скоро будет темно.
— Ночь хорош, — объявил Орев с непоколебимой уверенностью. — День плох. Спать.
Старуха захихикала.
— Наш друг отправился в святилище утром, — объяснил Гагарка. — И до сих пор не вернулся.
— Великие боги!
— Там есть что-нибудь, что ест людей? — спросила Синель. — Эта безумная птица сказала, что святилище съело его.
Старуха улыбнулась, ее лицо взорвалось тысячей веселых морщин.
— О, нет, дорогая. Но можно упасть с утеса. Люди падают каждый год.
— Сечешь? — завизжала Синель. — Можешь идти к гребаному Гиераксу через эти забытые богами утесы, если хочешь. А я возвращаюсь к Орхидее.
Гагарка схватил Синель за запястье и поворачивал ее руку, пока она не упала на колени.
* * *
Шелк с благоговением уставился на ряды стеллажей из серой стали. Половина из них, возможно, была пуста; на остальных навзничь лежали солдаты — руки по бокам, спящие или мертвые.
— Когда это место строили, оно было под озером, — небрежно заметил капрал Кремень. — Если кто-то захочет его захватить, прямо сразу вниз не спустишься, верно? И очень трудно узнать в точности, где оно находится. Надо найти дорогу через туннели, и там есть места, где двадцать медных могут остановить армию.
Шелк рассеянно кивнул, все еще глядя, как загипнотизированный, на лежащих солдат.
— Если ты думаешь, что вода может сюда просочиться, то это не так, над нами сплошной камень. Но если это произойдет, у нас есть четыре больших помпы, и три из них никогда не работали. Проснувшись, я здорово удивился, когда узнал, что озеро ушло за холмы, но это место захватить по-прежнему тяжело. Не хотел бы быть одним из них.
— Так ты проспал вот так семьдесят пять лет? — спросил его Шелк.
— Семьдесят четыре, в последний раз. Всех здесь разбудили какое-то время назад, как и меня. Если можешь пройти немного дальше, я покажу тебе тех, кто еще никогда не просыпался. Пошли.
Шелк последовал за ним.
— Здесь должны быть тысячи.
— Нас осталось не больше семи тысяч. Смотри, он сделал так, что, когда мы пришли сюда из Короткого Солнца, все эти города были независимы. Пас решил, что, если у кого-нибудь будет слишком много земли, он попытается напасть на Главный Компьютер, супермозг, который ведет корабль между звезд и управляет им.
— Ты имеешь в виду весь виток? — растерянно спросил Шелк.
— Да, конечно. Виток. И еще он — очень умно, если ты спросишь меня — дал каждому городу дивизию тяжелой пехоты, двенадцать тысяч медных. Для большого наступления тебе нужно много оружия, поддержка с воздуха, пехота и вся такая хрень. Но для обороны только тяжелая пехота, и побольше. Раздели Виток на пару сотен городов, дай каждому дивизию для защиты — все так и останется, и плевать на то, что попытается сделать какой-нибудь сумасшедший кальде. Прошло уже больше трех сотен лет, и, как я и сказал тебе, у нас все еще есть больше половины наших сил, готовых выполнить свой долг.
— В Вайроне больше нет кальде, — сказал Шелк, радуясь, что может добавить хоть какую-то информацию.
— Да, верно, — недовольно отозвался Кремень. — Я слышал. И это очень хреново, потому что предписания говорят, что мы получаем приказы именно от него. Майор говорит, что сейчас мы должны подчиняться Аюнтамьенто, но на самом деле никто от этого не в восторге. Ты знаешь о предписаниях, патера?
— На самом деле нет. — Шелк задержался, чтобы сосчитать уровни в стеллаже: двадцать. — Мне кажется, Песок что-то сказал о них.
— У тебя они тоже есть, патера, — сказал ему Кремень. — Смотри.
И он резко ударил левой прямо в лицо Шелку. Руки Шелка взлетели вверх, чтобы защитить себя, но огромный стальной кулак остановился на ширину пальца от них.
— Видишь? Твои предписания заставляют тебя поднимать руки, чтобы защитить твой циферблат, а наши говорят нам защищать Вайрон. Ты не можешь изменить их или избавиться от них, даже если кто-нибудь другой влезет тебе в голову и попытается это сделать.
— Одно из этих предписаний — необходимость почитать богов, — медленно сказал Шелк. — Оно внутри каждого человека, и он не может не благодарить бессмертных богов, которые дали ему все, чем он обладает, даже жизнь. Ты и твой сержант с пренебрежением относитесь к нашим жертвоприношениям, и я могу очень охотно допустить, что они, к сожалению, неполноценны. Тем не менее, они в достаточной степени удовлетворяют то, что в противном случае осталось бы неудовлетворенной нуждой, как для отдельных людей, так и для общества в целом.
Кремень покачал головой:
— Мне очень трудно представить себе, патера, как Пас вгрызается в мертвого козла.
— Неужели тебе трудно представить себе, как он радуется, хотя бы чуть-чуть, реальному свидетельству того, что мы не забыли его? Что мы — даже очень бедные люди из моей четверти — горим желанием разделить нашу еду с ним?
— Нет, это я могу понять.
— Тогда нам не о чем спорить, — сказал ему Шелк, — потому что, по-моему, это применимо не только к Пасу, но и ко всем другим богам: прочим богам Девятки, Внешнему и всем младшим божествам.
Кремень остановился и повернулся лицом к Шелку, его массивное тело практически перекрыло проход.
— Знаешь чем, по-моему, ты сейчас занимаешься, патера?
Шелк, который, только закончив фразу, сообразил, что мгновение назад отказался поместить Внешнего среди младших богов, почувствовал уверенность, что его сейчас обвинят в ереси.
— Нет, понятия не имею, — только и смог пробормотать он.
— Я думаю, что ты тренируешь на мне свою речь к высоким шишкам. Ты собираешься попробовать убедить их освободить тебя. Могет быть, я ошибаюсь, но это то, что мне кажется.
— Возможно, я пытаюсь оправдать себя, — допустил Шелк с чувством огромного облегчения, — но это не означает, что я сказал неправду, или что был неискренним, когда это говорил.
— Да, не означает.
— Ты думаешь, они меня отпустят?
— Без понятия, патера. И Песок не знает. — Кремень в усмешке откинул голову назад. — Вот почему он разрешил показать тебе это, сечешь? Если бы он был уверен, что шишки освободят тебя, он бы освободил тебя сам и никому ничего не сказал. А если бы он был уверен, что тебя посадят под замок, ты бы сейчас сидел в запертой темной комнате, есть у нас такая; могет быть, он дал бы тебе полную бутылку воды, потому что ты ему понравился. Но ты сказал, дескать, мы должны послать за твоим адвокатом, и Песок не знает, что скажет майор; так что он дал тебе немного почиститься и обращается с тобой вежливо, хотя и приказал мне не спускать с тебя глаз.
