— Ты не можешь остаться здесь на ночь, — проворчал Гагарка.
— Не могу? Погляди на меня.
Орев опять клюнул:
— Здесь, Гаг!
— Ты здесь. — Гагарка поймал его. — А теперь слухай сюда. Я брошу тебя туда, как бросал с дороги, пока мы шли сюда. Ищи патеру. Если найдешь, свисти.
— На этот раз он не вернется, — устало и равнодушно предупредила Синель.
— Конечно, вернется. Давай, птица, пошевеливайся. — Он швырнул Орева через балюстраду и смотрел, как тот скользит вниз.
— Есть сотня мест, куда этот длинный мясник мог упасть, — сказала Синель.
— Восемь-десять, не больше. Я посмотрел.
Она растянулась на полу:
— Клянусь Молпой, я так устала!
Гагарка повернулся к ней:
— Ты взаправду хочешь остаться здесь на ночь?
Если она и кивнула, под куполом святилища было слишком темно, и он не заметил.
— Кто-нибудь может выйти из него.
— Кто-нибудь хуже тебя?
Он хрюкнул.
— Это так смешно. Держу пари на все, что у меня есть, что, если ты проверишь каждого идиота в этом забытом богами городишке, ты не найдешь и одного…
— Заткнись!
Она замолчала на какое-то время, то ли от страха, то ли от крайней усталости, она не могла сказать. В наступившем молчании она услышала плеск волн о подножие утеса, рыдание ветра в странно изогнутых колоннах святилища, звонкий стук крови в ушах и ритмичные удары сердца.
Ржавчина сделала бы все терпимым. Вспомнив пустой пузырек, который она оставила на кровати в заведении Орхидеи, она представила себе другой, — в двадцать раз больше, больше бутылки, — полностью наполненный ржавчиной. Она бы вдохнула щепотку, потом положила бы большую порцию на губу и пошла бы обратно с Гагаркой к тому месту, где ты чувствуешь себя так, как будто тебя подвесили в воздухе; там бы она столкнула его с обрыва, и он полетел бы вниз, все ниже и ниже, пока не упал бы в озеро.
Но нет такого пузырька, и никогда не будет, и полбутылки красной, которую она выпила, давно растворилось в ней; она прижала пальцы к пульсирующим болью вискам.
— Эй, птица! — проорал Гагарка. — Где ты там? Свисти!
Если Орев и услышал его, то не ответил.
— Зачем он пришел сюда? — задумчиво спросил Гагарка.
Синель завертела головой из стороны в сторону:
— Ты уже спрашивал меня об этом. Понятия не имею. Я помню, что мы приехали сюда на телеге или в чем-то в этом роде, ясно? Лошади. Только командовал этим телом кто-то другой, и я бы хотела, чтобы она вернулась. — Она укусила себя за сустав пальца, пораженная собственными словами, и устало добавила: — Она бы справилась лучше меня. И лучше тебя, тоже.
— Заткнись. И слушай. Я собираюсь спуститься вниз. Насколько смогу. Ты остаешься здесь. Я быстро вернусь.
— У нас будет парад, — сказала ему Синель. И добавила спустя пару минут: — Большой, как на Аламеде. С оркестрами. — Потом она заснула и очутилась в большой сверкающей комнате, полной мужчин, одетых в черное и белое, и женщин в роскошных нарядах. Адмирал в великолепном мундире, с тремя солнцами на погонах, шел рядом с ней, держа ее за руку, и это ничего не означало, ни в малейшей степени. Она, улыбаясь, гордо шла рядом с ним, ее широкий воротник состоял полностью из бриллиантов, бриллианты свисали с ее ушей и сверкали на ее запястьях, как огоньки в ночном небе; все глядели только на нее.
А потом Гагарка тряхнул ее за плечо:
— Я ухожу. Ты идешь или нет?
— Нет.
— В Лимне есть места, где можно хорошо поесть. Я куплю ужин и сниму комнату, и завтра мы вернемся в город. Хочешь идти со мной?
Сейчас она уже достаточно проснулась, чтобы сказать:
— Ты что, глухой как пень? Нет. Уходи.
— Лады. Если какой-нибудь хрен найдет тебя здесь, не вини меня. Я сделал для тебя все, что мог.
Она опять закрыла глаза.
— Если какой-нибудь хрен захочет поиметь меня, это будет клево, при условии, что он не ты и не захочет, чтобы я извивалась вокруг него. И если он захочет проветрить мою трубу, это тоже будет клево. — Она вздохнула. — Пока он не захочет, чтобы я ему помогала.
Она отчетливо услышала скрип ботинок уходящего Гагарки, и спустя время, показавшееся ей одним мгновением, вскочила на ноги. Стояла ясная ночь; сверхъестественный небосвет отражался в волнующемся озере, освещая каждый грубый и голый выступ утеса. На горизонте виднелись далекие города, окружавшие Вайрон; в ночи они казались крошечными пятнышками фосфоресцирующего света, даже наполовину не такими желанными, как ледяные искры, покинувшие ее запястья.
— Тесак? — позвала она, повысив голос. — Тесак?
Он, почти немедленно, вынырнул из теней утесов и встал на том самом выступе, с которого Шелк заметил шпиона, исчезнувшего из святилища, и с которого она сама, в воображении, собиралась сбросить его.
— Сиськи? Как ты, в порядке?
Что-то невидимое сдавило ее горло:
— Нет. Но буду. Тесак?
— Что? — Поток небосвета, который заставлял отчетливо выделяться каждый куст и каждый камень, загадочным образом мешал ей понять его настроение (она хорошо умела читать настроение человека, хотя и не знала об этом), хотя и открыл взору; он говорил ровным голосом, совершенно лишенным эмоций, хотя, возможно, только потому, что звук долетал издали.
— Я бы хотела все начать заново. Быть может, ты тоже не прочь начать все заново.
Он молчал в течение семи ударов сердца.
— Ты хочешь, чтобы я вернулся назад? — наконец сказал он.
— Нет, — ответила она, и он, казалось, стал меньше ростом. — Я хочу… Я хочу, чтобы ты как-нибудь ночью пришел к Орхидее. Хорошо?
— Хорошо. — И это было не эхо.
— Могет быть, на следующей неделе. И я не знаю тебя. И ты не знаешь меня. Начнем заново.
— Хорошо, — опять крикнул он и добавил: — Когда-нибудь я захочу с тобой встретиться.
Она собиралась сказать: «мы встретимся», но слова застряли в горле; вместо этого она махнула рукой, и потом, сообразив, что он не может видеть ее, вышла из-под купола, чтобы и ее обмыл ясный мягкий небосвет, и опять махнула рукой, и смотрела, как он исчезает за поворотом Пути Пилигрима.
«Вот и все», — подумала она.
Она устала, ноги болели, и, почему-то, ей не хотелось возвращаться под купол; вместо этого она села на гладкий плоский камень перед входом в святилище и сбросила туфли; волдыри перестали болеть.
«Просто смешно, когда ты знаешь, — подумала она. — Это был он, все так и шло, и я нечего не подозревала, пока он не сказал: Когда-нибудь я захочу с тобой встретиться».
