…ты передал ему?
Металлические прутья сдавили пах. Рука Песка повернула ручку, его бесстрастное лицо исчезло, смытое невыносимой болью.
— Он купил твой мантейон.
«Да. Я…»
— Бесконечно? Он разрешил тебе оставаться бесконечно?
«Да».
— Бесконечно.
«Да. Я не знал…»
(Вспять, о, вспять, но ток слишком силен.)
Левый глаз Шелка открылся. Сталь, выкрашенная в серое, под цвет пепла. Он протер глаза и сел, голова болела, тошнило. Он находился в средних размеров комнате — серые стены, без окон. Шелк вздрогнул. Он сидел на низкой, жесткой и очень узкой койке.
— А, ты проснулся, — сказал голос, чем-то знакомый. — Мне надо с кем-то поговорить.
Он выдохнул и прищурился. Доктор Журавль, одна рука поднята, глаза сверкают.
— Сколько пальцев?
— Ты? Ты мне снишься…
— Тебя схватили, Шелк. Как и меня. Сколько пальцев ты видишь?
— Три.
— Хорошо. Какой сегодня день?
Шелк задумался; чтобы вспомнить, надо было напрячься.
— Тарсдень? — наконец сказал он. — Похороны Элодеи были в сцилладень; на озеро мы приехали в молпадень, и я спустился вниз…
— Да?
— В эти туннели. Я пробыл здесь очень долго. Сейчас может быть даже гиераксдень.
— Достаточно хорошо, но мы не в туннелях.
— Аламбрера?
Журавль покачал головой:
— Я расскажу тебе, но потребуются кое-какие объяснения, и я должен предупредить тебя, что они, скорее всего, заперли нас вместе, надеясь, что мы скажем что-нибудь полезное для них. Быть может, ты не захочешь помогать им.
Шелк кивнул и обнаружил, что этого не стоило делать:
— Я бы хотел немного воды.
— Она вокруг нас. Но ты должен подождать, пока они не дадут тебе, если когда-нибудь дадут.
— Советник Потто ударил меня кулаком. — Шелк осторожно пощупал шишку на голове. — Это последнее, что я помню. Когда ты говоришь они, ты имеешь в виду Аюнтамьенто?
— Верно. — Журавль сел на койку рядом с ним. — Надеюсь, ты не возражаешь. Пока ты был без сознания, я сидел на полу, очень холодно и жестко. Почему ты поехал на озеро? Сможешь рассказать?
— Не помню.
Журавль одобрительно кивнул:
— Вероятно лучшая линия защиты.
— Никакая не линия. У меня… у меня были очень странные сны. — Шелк оттолкнул в сторону ужасные воспоминания о Потто и Песке. — Об обнаженной женщине, которой тоже снились странные сны.
— Тише, тише!
— Я уже говорил, что мне все равно. И я победил беса. Ты не веришь мне, а, доктор?
— Да, не верю, — весело ответил Журавль.
— Но я верю. Я призвал к богам, к каждому по очереди. Но она испугалась только Гиеракса.
— Женщина-бес. Она выглядела вот так? — Журавль оскалил зубы.
— Да, немного похоже. — Шелк замолчал, потирая голову. — И это был не сон — он не тает. Ты знаешь ее. Должен.
Журавль поднял бровь:
— Я знаю бесовку, которую ты прогнал? Признаюсь, у меня очень широкий круг знакомств, однако…
— Это Мукор, дочь Крови. Она может вселяться в людей, и она овладела женщиной, с которой я был.
Журавль, внезапно став серьезным, тихонько присвистнул.
— Так это ты сделал ей операцию?
Журавль покачал головой:
— Тебе рассказал Кровь?
— Он мне сказал, что в доме жил нейрохирург, еще до тебя. Когда я узнал, что может делать Мукор, я понял, или, по меньшей мере, думал, что понял. Ты мне можешь что-нибудь рассказать об этом?
Журавль погладил бороду, потом пожал плечами.
— Хуже не будет, по-моему. Аюнтамьенто и так знает все важное, а мы, таким образом, убьем время. Если я тебе отвечу, ты ответишь на мои вопросы? Честные, полные ответы, если, конечно, ты не хочешь что-нибудь скрыть от них?
— Я вообще не понимаю, что хочет узнать от меня Аюнтамьенто, — заявил Шелк, — и я уже ответил на все вопросы, которые советник Потто задал мне. Я расскажу тебе все, что касается меня, и все, что я знаю о других людях, если узнал это не под печатью.
Журавль усмехнулся:
— В таком случае я начну с главного. На кого ты работаешь?
— Я уже сказал, что отвечу тебе после того, как ты ответишь на мой вопрос о Мукор. Это наше соглашение, и я хотел бы помочь ей, если смогу.
Бровь опять взлетела вверх:
— Включая мой первый?
— Да, — сказал Шелк. — Включая этот. И этот — раньше всех. Мукор действительно дочь Крови? Так она сказала мне.
— С точки зрения закона. Приемная дочь. Обычно холостому мужчине не разрешают удочерять, но Кровь работает на Аюнтамьенто. Ты об этом знаешь?
Шелк вовремя вспомнил, что не надо качать головой.
— Нет, не знал. И сейчас не верю. Он — преступник.
— Как ты понимаешь, они платят ему не слишком много карт. Но разрешают действовать без помех, пока в его заведениях не происходят серьезные беспорядки, и благоволят ему. Как будто он — один из них. Так что слова судье от одного из советников оказалось вполне достаточно. Кровь удочерил ее и имеет право управлять ее жизнью вплоть до совершеннолетия.
— Понимаю. А кто ее настоящие родители?
Журавль опять пожал плечами:
— У нее их нет. По меньшей мере, на нашем витке. И, кто бы они ни были, они встретились в чашке Петри. Она — замороженный эмбрион. Могу себе представить, сколько Кровь заплатил за нее. И я точно знаю, что он заплатил небольшое состояние тому нейрохирургу, о котором ты упомянул.
— Состояние, чтобы уничтожить то, за что он так много заплатил, — горько сказал Шелк, вспомнив пустую и грязную комнату, в которой он впервые повстречал Мукор.
— На самом деле нет. Он хотел сделать ее управляемой. Судя по тому, что я слышал, она была исчадием ада. Но когда нейрохирург — кстати, он из Палустрии, — вскрыл ее череп, только тогда стало понятно, что происходит. Он нашел там новый орган. — Журавль хихикнул. — Я читал его отчет. На вилле есть полная история ее болезни.
— Новый орган? Какой?
— Я не имел в виду, что это был не мозг. Нет, мозг. Но он не походил ни на один мозг, с которыми он имел дело раньше. С медицинской точки зрения это был не мозг человека и не мозг животного. Хирург должен был действовать наугад и, как говорится, положиться на богов. В результате он сделал свою работу не слишком умело. Насколько сам признался.
