Его опекуны выглядят уже чуть менее терпеливыми.
Я молчу.
Он снова меня обнимает:
— Я люблю тебя, Лейла. И я могу сказать это словами. Я умею.
— Я тоже, Энди. Я тоже тебя люблю. И мы скоро снова увидимся, хорошо?
Он кивает, вытирая лицо и забрасывая рюкзак на спину:
— Мама и папа хорошие. Приезжай к ним в гости, ладно? У нас есть золотая рыбка. И большой телевизор. И свет каждый день.
Я тихонько смеюсь и вытираю глаза:
— Ладно.
Я смотрю, как его пристегивают в детском кресле. Интересно, сколько он пробудет в этой семье, пока его не переселят куда-то еще, как меня.
Я захожу в гостиную — и все замолкают. По опыту знаю: это не сулит ничего хорошего.
— Лейла, сядь, пожалуйста.
Я сажусь в кресло. Джоэлы встают одновременно, как по команде:
— Мы оставим тебя ненадолго с доктором Джонс.
У Марты красные глаза, словно она плакала или вот-вот заплачет. Берт смотрит не на меня, а на нее.
— Хорошо, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — говорит Берт.
И они уходят.
Мы с доктором Джонс сидим в больших креслах друг напротив друга. Сейчас она нравится мне меньше. Планшет лежит у нее на коленях, она поправляет платок на голове.
— Лейла, я должна рассказать тебе кое-что неприятное. Вероятно, тебя это сильно расстроит, но знай, что у тебя все равно все будет в порядке, несмотря на эту информацию. Начнем, если ты не против?
У меня закололо все тело. Хорошего ждать нечего.
Я киваю.
— Первое, что я должна тебе сообщить, — Энди тебе не единокровный брат.
— Бред! — Это соскакивает с языка раньше, чем я успеваю подумать. — Конечно, брат. Я помню, как он родился. Я с восьми лет ухаживала за ним. Мы даже похожи.
Доктор Джонс приподнимает бровь и пристально смотрит:
— Ты закончила?
Я молчу.
— Позволь, объясню. Энди твой сводный брат. У вас одна мать, но разные отцы. — Из кожаной папки, на которой лежит планшет, она вытаскивает какие-то бумаги. — Это твое свидетельство о рождении. Ты видела его раньше?
Я читаю. Пол: женский. Дата рождения: 21 декабря 2005 года. Штат — я думала, что никогда там не была. Мать: Дарлин Грейс Томпсон. Отец: Мэтью Шон Бейли. Внизу — отпечатки крошечных ножек.
Замечательно, значит, я родилась.
— А вот свидетельство Энди, которое, я полагаю, ты никогда не видела.
Другой лист, из другого штата. Совсем не такой, как у меня. Пол: мужской. Дата рождения: 18 мая 2014 года. Мать: Дарлин Грейс Томпсон. Отец: Дэниел Брайан Уэндел. Отпечатков ножек нет.
Фамилия Энди — Уэндел. И всегда была Уэндел. Я знаю латинские названия более тысячи живых существ, которых даже не видела, но не знала, как правильно идентифицировать собственного брата.
— Что за черт?
Я поднимаю глаза на доктора Джонс. Она внимательно на меня смотрит:
— Мы думаем, что ваша мать записала вас в школу, подделав какие-то документы, чтобы вы оба были Бейли. Возможно, чтобы вы были вместе или чтобы еще что-то упростить. Я не знаю.
И я не знаю. Я ничего не знаю. Возможно, никто ничего не знает. Я снова просматриваю свое свидетельство о рождении. Я родилась в Колорадо. Да я никогда не была в Колорадо.
— Мистер Уэндел очень обрадовался, когда мы с ним связались. Он очень долго пытался найти вашу маму и Энди. Он посмотрел твое видео, и он знал, что Энди его сын, но там было недостаточно информации, чтобы понять, где вы. Однако, как только мы забрали Энди, мы сумели с ним связаться.
Сколько я уже не дышу?
— Мистер Уэндел, отец Энди, живет в Техасе. У него еще два мальчика и девочка. Большой дом, собаки. Он хочет, чтобы Энди жил с ним.
Я больше никогда не буду дышать.
Сколько идти до Техаса?
— Понятно.
— Все хорошо?
— Все отлично.
Я умираю.
Доктор Джонс очень долго смотрит на меня:
— Это еще не все, мисс Лейла. Сделай несколько глубоких вдохов.
Мои глубокие вдохи украл осьминог и утащил в морскую пучину. К тому же я мертва, мне незачем больше дышать.
— По твоим документам нам удалось разыскать твоего отца. Ты правильно считала, он был военным. Он никогда не был женат и не имел других детей. Он погиб во время военных действий в Афганистане. В 2010 году.
Каково это — потерять то, чего у тебя никогда не было?
Ни осьминога, ни кресла, ни мягкой разноцветной гостиной. Я — никто, и меня относит течением в никуда.
— Лейла, дыши, милая. Дыши глубоко. Посмотри на меня. Скажи что-нибудь.
Я выдыхаю и слегка хриплю:
— Ладно, ладно, поняла.
И снова задерживаю дыхание.
Доктор Джонс наклоняется и слегка сжимает мою руку:
— Думаю, нам лучше продолжить завтра. Это слишком тяжело.
Я отдергиваю руку:
— Нет.
Она держит планшет, зажав между ладонями. Задумчиво смотрит на меня.
— Рассказывайте уже, что бы там ни было. Рассказывайте, я переживу. Давайте покончим с этим.
Она вздыхает и возвращается к записям в планшете:
— Когда я расскажу, мы ни с чем не покончим. Тебе придется просто жить с этим, вот о чем я беспокоюсь. Ничего не кончено. Понимаешь?
Я понимаю.
Энди уехал, а я все еще смотрю на то место, где он, пристегнутый, сидел в машине, в детском кресле, и улыбался мне. Своей вампирской улыбкой. Мой полубрат. Половина здесь, половины нет. Половина моя, половина чужая. Половина мамы и половина какого-то парня из Техаса. Что за дьявольщина?
— Лейла, ты меня слышишь?
Я поворачиваюсь к доктору Джонс:
— Нет, простите, отвлеклась.
Она глубоко вздыхает и с трудом выдавливает:
— Твоя мама, Лейла. Твоя мама Дарлин. Ее нет.
— Я знаю, что ее нет. Я постоянно говорю вам всем, что понятия не имею…
— Нет же. Ее больше нет. Она умерла. Три дня назад, в клинике, в Лос-Анджелесе. Она приняла смертельную дозу какого-то лекарства и умерла, Лейла. Понимаешь?
Понимаю. Все живые организмы умирают.
Я молчу.
— Лейла?
— Каково это — потерять то, чего у тебя никогда не было?
— Что?
Я вскакиваю и мчусь, сама не знаю куда. Я оказываюсь у кухонной раковины, и меня рвет на вазочки для мороженого, которые не влезли в посудомойку.
