— И вы завели интрижку с Билли Прю?
— Дайте же мне кончить.
— Продолжайте.
— Билли Прю как-то продала мне сигареты. Когда я ее увидел,
то решил, что она одна из самых красивых девушек в мире.
— И вы стали за ней ухаживать?
— Естественно. Но из этого абсолютно ничего не вышло.
— Что же было потом?
— Потом я всерьез ею увлекся, и боюсь, что мой дядя… в
общем, боюсь, что дядя не одобрял моего поведения. Ему не нравилось, что я
«потерял голову», как он выражался.
— Что же он сделал?
— Я не знаю, мистер Лэм. Клянусь честью, я этого не знаю.
— Но что вы сами предполагаете?
— Я даже не задумывался над этим.
— Может быть, я могу за вас подумать? — сказал я. Он
посмотрел на меня опухшими, красными глазами — в них было выражение раненого
оленя, не понимающего, почему в него стреляли.
— Ваш дядя считал, что она авантюристка?
— По-моему, это ясно из моего рассказа.
— И тогда он отправился на нее посмотреть и сказал ей, что,
если она сделает что-нибудь такое, что оттолкнет вас от нее и излечит от этой
привязанности — например, заведет роман с кем-нибудь другим или устроит так,
чтобы вы застали кого-то в ее квартире, — в общем, сделает что-то, что лишит
вас всяких иллюзий, — тогда он заплатит ей большую сумму денег. Больше, чем она
могла надеяться получить, вступив с вами в законный брак, а потом разведясь.
Арчи вытащил из кармана смятый носовой платок и начал
крутить его в пальцах.
— Я не знаю точно. Не представляю, чтобы дядя Руфус мог
сделать что-либо подобное. Не думаю, чтобы Билли стала бы это выслушивать. Я
думаю, что она… отвергла бы это.
— При помощи ручки топора?
— Боже мой, вы просто сводите меня с ума своими циничными
шуточками. Конечно же нет! Билли и мухи не обидит. Мы не можем вмешивать Билли
в эту историю! Мы не должны!
— А что насчет фотографии?
— Я снял ее, как только узнал о случившемся.
— Она сама подарила вам свою фотографию?
— Нет. Я нашел фотографа, который делал ее рекламные снимки,
и заплатил ему, чтобы он сделал для меня хороший отпечаток. Она об этом не
знает.
— Значит, вы просто стопроцентный…
— Стопроцентный — что?
— Трус, — сказал я и вышел, предоставив ему возможность
смотреть мне вслед с упреком и комкать в руках мокрый платок.
Глава 9
Многоквартирный дом, в котором мне только благодаря
кое-каким знакомствам удалось снять однокомнатную квартиру, находился в трех
кварталах от дома, где жила Берта Кул. Это было даже слишком близко. Дом был
шикарный, с автономной телефонной станцией, подземным гаражом и роскошно
отделанным вестибюлем. Квартплата при этом была довольно умеренной.
Оставив в гараже машину агентства, я направился в вестибюль
и попросил у портье ключи от квартиры 341. Мужчина за стойкой внимательно
взглянул на меня:
— Вы недавно здесь живете? Я кивнул:
— Только сегодня вселился.
— Ах да. Мистер Лэм, так?
— Да.
— Вам просили передать это. — Он протянул мне сложенный лист
бумаги и ключи. В записке было сказано: «Немедленно позвони Берте Кул». — А еще
вам много раз звонила молодая женщина, буквально каждые пятнадцать минут. Она
не оставила своего имени или телефона и сказала, что позвонит еще раз.
— Женщина молодая? — спросил я.
— Ее голос звучит молодо и зовуще, — снисходительно
улыбнулся портье.
Сунув записку в карман, я поднялся к себе. Когда я вошел в
квартиру, телефон уже звонил. Я закрыл дверь, пошел в ванную, вымыл руки и лицо
и стал ждать, когда звонки прекратятся. После этого я подошел к молчащему
телефону и попросил телефонистку ни с кем меня больше сегодня не соединять.
— Извините, — ответила мне телефонистка, — я говорила
звонившей, что вас нет дома. Мне показалось, она очень расстроилась, и сказала,
что это дело чрезвычайно важное.
— Женщина?
— Да.
— Хорошо, соедините меня, если она будет звонить еще раз.
С тех пор как я въехал, у меня еще не было времени
распаковать свои вещи. Теперь же я бросил свой мешок на кровать и начал
вытаскивать из него барахло. Что хорошо на флоте, так это то, что там учишься
сокращать свои пожитки до минимума. Закончив, я зевнул, разобрал постель и
вытащил пижаму. В ту же минуту зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Господи Боже мой, — загремел в трубке голос Берты. — Что
там с тобой случилось? Ты уже так зазнался, что не можешь позвонить своей
начальнице по делу?
— Партнеру.
— Хорошо, партнеру. Почему, черт побери, ты не позвонил
сразу же, как вошел?
— Я был занят.
— Ну так теперь ты будешь еще больше занят. У тебя крупные
неприятности. Приезжай сюда.
— Куда?
— Ко мне домой.
— Увидимся утром, — спокойно ответил я.
— Нет, ты сейчас же приедешь или пожалеешь об этом. Здесь у
меня сидит Фрэнк Селлерс, и если он до сих пор не упрятал тебя за решетку, так
это только потому, что он мой друг. Ты просто последний идиот, если не хочешь
ладить с копами. Я вообще не знаю, какого черта я так о тебе беспокоюсь. Надо
было позволить бросить тебя в камеру — может, это чему-нибудь тебя и научило
бы.
— Дай трубку Селлерсу, — попросил я.
— Тебе лучше приехать.
— Дай ему трубку.
— Он хочет с тобой поговорить, — сказала Берта кому-то в
комнате.
Через секунду голос Селлерса уже рокотал в трубке.
— Послушай, Фрэнк, — сказал я, перебивая его, — я здорово
вымотался. И не могу без конца обсуждать с Бертой технические детали. Может
быть, ты сам мне расскажешь, в чем суть дела?
— Ты сам прекрасно знаешь, в чем дело, и не строй из себя
невинного младенца, или я вобью твои зубы тебе в глотку. Я подставил свою шею,
чтобы вытащить Берту из неприятностей, и из-за этого сам могу вылететь с
работы.
— О чем, черт побери, ты говоришь?
— Ты сам знаешь о чем. Из всех кретинских мест, где можно
было спрятать орудие убийства, ты выбрал именно это.
— Какое орудие убийства?
