— Он не может предсказать пол ребенка, Амма, — попытался успокоить ее Самшер. — Только врачи могут это определить, а им запрещено раскрывать тайну.
Мать набросилась на него, как ангел-мститель.
— Я видела, как она ела лимоны, о да, — торжествующе произнесла она. — И тамаринды!
[25] Видела собственными глазами! Только не говори мне, что это ничего не значит. Все признаки мне хорошо известны. Она светится! — Мать ткнула обвиняющим пальцем в сторону несчастной жены.
Самшер поспешил в спальню, мельком взглянув на жену, которая медленно удалялась в темноту кухни.
Позже той ночью, когда она лежала рядом с ним, стараясь сжаться и быть незаметной, Самшер почувствовал желание что-то сказать.
— Не переживай, — начал он. — Амма просто… Амма. Лает, но не кусает.
Он расслышал тихие рыдания, тонущие в подушках, дабы не выплеснуться в нечто громкое и уродливое. Повернулся на бок и осторожно положил руку ей на голову, поглаживая черные пряди, выбившиеся из длинной косы. Спустя мгновение она заговорила тихим, извиняющимся голосом.
— Но что, если она права?
Самшер обнял ее за талию другой рукой, притянул ближе к себе, коснулся губами ее шеи и сказал:
— Я бы хотел дочь. Мне бы это очень понравилось.
Глава 10
Наскар сверился с наручными часами. Последний раз он проделывал это ровно два часа назад. Офицер Сингх до сих пор не прибыл, и констебль Балок-да рвал и метал. Женщины не покидали участок, и казалось, что день ото дня толпа все увеличивается. Он попробовал пересчитать их по головам — одна, две, три… тринадцать — и снова сбился со счета. Женщины прогуливались по территории, развернув перед собой плакаты. Время от времени они устраивали перекусы, и жестянки с сухими пайками искрились в лучах послеполуденного солнца. Они вели разговоры, смеялись, и Наскар ловил себя на том, что в воздухе царит праздничное веселье. Никто бы не подумал, что они пришли сюда протестовать против убийства, если бы не прочитал их лозунги. Он покачал головой. Женщины оккупировали пятачок Балока-да, где тот обычно дымил зловонными биди, когда офицера не было поблизости. Пока женщины не разойдутся, Балоку-да придется томиться без курева и пыхтеть от злости. Ближе к вечеру некоторые женщины ушли, что неудивительно, учитывая их профессию. Если бы мать знала, что здесь творится, она могла бы не пустить его на работу. Наскар произнес короткую молитву, сложил ладони и дважды коснулся лба. Чем быстрее во всем этом разберутся, тем лучше будет для всех, подумал он. Если только сааб офицер предпримет что-нибудь, чтобы избавиться от этих женщин.
Глава 11
В комнате мадам Шефали было темно и прохладно. Глаза Лали не сразу привыкли к полумраку после ослепительного июньского солнца. Кондиционер гудел тихо, почти неслышно. Эта комната предназначалась для сна и отдыха. Лали представила богатых домохозяек, бездельничающих в таких покоях, — они находят в них спасение от одуряющей жары и проблем других миров, не соприкасающихся с их собственным. Все здесь дышало красотой и лоском.
Когда Нимми позвала ее наверх, Лали насторожилась, не понимая, с чего вдруг мадам Шефали захотела ее видеть. Она подумывала о том, чтобы отказаться, — могла бы отослать Нимми с резким ответом «нет», но потом решила, что это выглядело бы бесполезной детской истерикой. Она заперла свою комнату и последовала за Нимми в апартаменты на верхнем этаже.
Мадам сидела в большом бархатном кресле в углу комнаты, прямо под кондиционером, а струя воздуха от портативного мини-вентилятора обдувала ее подбородок. Юная чукри
[26] окунула тряпку в ведро с ледяной водой, изо всех сил отжала ее тощими ручонками и с энтузиазмом обреченного протерла спину мадам.
— Нечестивые не имеют покоя, — объявила мадам Шефали, не обращаясь ни к кому конкретно, и перевела взгляд на Лали — Что я сказала только что?
— Нечестивые не имеют покоя, — повторила Лали.
— Поняла, девочка? А теперь посмотри на меня. — Мадам помахала перед собой крошечным вентилятором. — Не выношу жару, а тем более когда мое тело призывает меня стать старухой, ха-ха. Но мы еще поборемся, да, Лали? В этой жизни лучше быть мертвым, чем старым. Ни клиентов, ни бабу, ни любовников, даже поругаться не с кем — для чего тогда нужна жизнь? Тебе следовало бы это знать, ведь ты на очереди. Еще лет пятнадцать — двадцать, и настанет твое время. Я желаю, чтобы у тебя, когда придет час, была такая же комната, где ты могла бы держать в прохладе свои женские прелести. Эти предательские твари только и ждут, чтобы обернуться против тебя, они — как бомба замедленного действия. Тик-так, тик-так.
— Вы хотели меня видеть?
Мадам заелозила ногами по пуфу.
— У меня есть для тебя работа.
Лали знала мадам Шефали, возможно, намного лучше, чем казалось им обеим. Судьба свела их лет двадцать назад. За это время кем они только не были друг для друга: врагами, соперницами, защитницами… Их отношения, если посмотреть в определенном свете, поразительно напоминали отношения матери и дочери.
Лали выдержала паузу — молчание задевало мадам больше всего на свете.
Спустя минуту она с тайным удовлетворением отметила, что мадам заволновалась.
— Хорошо. Вижу, у тебя нет вопросов. Я не люблю вопросов.
Мадам спустила ноги с бархатного пуфика, на ее ногтях блестел свежий кроваво-красный лак.
— Я хочу, чтобы сегодня вечером ты переехала сюда. Попрошу боя подготовить для тебя комнату. Соберешь свои вещи и через пару часов найдешь Чинту. Он скажет тебе, что делать.
Лали не шелохнулась и не проронила ни слова.
Мадам Шефали скорчила гримасу:
— Я слышала, ты ходила в Кооперативный банк за кредитом.
— Вам-то какое дело? — вырвалось у Лали.
— Какое мне дело? Чистый бизнес. Помнишь, что творилось еще полгода назад со всей этой нотебанди? В последний раз я видела этот район таким пустынным в девяносто втором году, после того как они снесли мечеть. Мы стояли на улице с десяти утра. Все без толку — ничего и никого. Если кому-то из нас подворачивался клиент, о, сколько было зависти, сколько ссор! Как бы то ни было, нам удается держаться на плаву, и, если у тебя хватит ума, ты примешь мое предложение.
— А что будет с моей комнатой, с моими постоянными клиентами? И сколько вы будете у меня забирать?
— Ты о ком переживаешь? О том писаке? — Мадам Шефали рассмеялась. — Послушай, чукри, я бросаю тебе спасательный круг. Я не стану допытываться, почему ты из месяца в месяц просишь взаймы, это твое дело. Мы продолжим нашу систему адхии
[27]. Никакой арендной платы; будешь работать здесь, но также и на выезде. Моя доля, как всегда, пятьдесят процентов.
