— Приведи себя в порядок. Тебе нужно подготовиться к вечеру.
Амина перестала плакать, как только мадам вошла в комнату. Но и не сказала ни слова. Вытерла нос тыльной стороной ладони и поволочилась к двери. Лали проводила ее взглядом, подождала, пока стихнут шаги, и, стараясь скрыть дрожь ярости в голосе, тихо спросила:
— Что происходит?
Мадам Шефали какое-то время задумчиво жевала, устремив взгляд мимо нее.
— Он все еще приходит? За деньгами?
Вопрос застал Лали врасплох, и вспышка гнева тотчас угасла.
Мадам рассмеялась:
— Для этого тебе и нужен кредит, не так ли? Вы, девочки, никогда ничему не учитесь. Ты знаешь, сколько я заплатила за тебя двадцать лет назад? Две тысячи рупий — не так уж много в наши дни, но для них этого было достаточно. И ты по-прежнему отдаешь им свои деньги?
Лали что-то бормотала, запинаясь и путаясь в ответах. Легкая ироничная улыбка мадам Шефали положила конец ее лепету — Лали отвела взгляд и погрузилась в угрюмое молчание.
После нескольких минут неловкой тишины, повисшей между ними, мадам снова заговорила:
— Когда в дело вмешиваются посторонние, Лали, ничего хорошего не жди. Все, что здесь происходит, касается только нас, понимаешь? Нас одних. Больше никого это не волнует. Мы привыкли жить своим умом; чем меньше людей извне будут совать нос в наши дела, тем лучше для нас. В любом случае ты не получишь этот кредит. Банк не в состоянии дать тебе денег. Если они тебе действительно нужны, приготовься — у нас есть несколько хороших клиентов. Мэм будет сопровождать тебя, но, возможно, тебе придется уехать на некоторое время.
— Уехать? Куда?
— Выяснишь позже. Сначала в отель, потом в одно милое местечко на несколько ночей. Знаешь, как вызывают врача на дом? Вот и представляй себя доктором. Домашние визиты стоят гораздо дороже.
Мадам Шефали поднялась со стула и двинулась вперед, подталкивая свое пухлое тело. Лали крикнула ей в спину, срываясь на визг, в бессильной ярости оттого, что эта женщина по-прежнему имеет над ней власть:
— Что не так с Аминой? Зачем спускать на нее своего цепного пса?
Мадам оглянулась через плечо, улыбнулась и неторопливо двинулась прочь, словно времени у нее навалом.
Оставшись одна в темной комнате, Лали кипела от злости. Пнула ногой стул, на котором сидела мадам, и в изнеможении опустилась на корточки. Ей вспомнился эпизод из далекого прошлого. Однажды она пришла в комнату мадам, безутешная, сжимая в руке пропитанное кровью нижнее белье. Она боялась, что мужчины, которых мадам посылала к ней прошлой ночью, сделали что-то плохое, что-то сломали у нее внутри и теперь она истекает кровью. Мадам улыбнулась — той же улыбкой, что обычно проникала в самые сокровенные глубины и выжигала там все живое. Потом сложила в несколько слоев кусок ткани, показывая, как это делается. Объяснила, что в ближайшие годы Лали предстоит самой мастерить такие прокладки, пока она не сможет позволить себе дешевые гигиенические салфетки. И в ту же ночь продала Лали какому-то любителю менструирующих женщин.
Глава 19
Дипа могла бы воспользоваться лифтом, но решила преодолеть шесть лестничных пролетов пешком. На четвертом пролете она остановилась, чтобы перевести дух. Стояла и наблюдала, как два больших таракана пробираются по полу и исчезают в трещине, которую никогда раньше не замечала.
Презентация книги прошла по предсказуемому сценарию. Несколько известных фигур сидели в дальних углах, погруженные в угрюмое уныние; начинающие авторы заискивали перед издателями, вкусившими славу беллетристами и всеми остальными, кто хотел с ними поговорить. Их неуместное отчаяние и гиперчувствительность к воображаемым оскорблениям утомляли Дипу. Но она стоически терпела, зная, что должна выполнить взятые обязательства. Книга, основанная на реальном преступлении, предлагала его романтизированную версию. Речь шла о нашумевшем убийстве молодой женщины с ребенком, совершенном не так давно. Дипа купила экземпляр, хотя и не собиралась читать, и задалась вопросом, будет ли когда-нибудь раскрыто это дело. Уголки ее рта невольно приподнялись в подобии улыбки. Настоящее преступление заключается в бездействии правоохранителей. Сама она подавала бесчисленные заявления в полицию и могла бы написать не одну книгу о том, как мучительно медленно проходят дни, недели, месяцы и годы, прежде чем начинается какое-то движение. Те, кто никогда не бывал в полицейском участке, те, кто предпочитает обходить его стороной, как клинику проказы, живут иллюзией, будто любое злодеяние тут же заставит систему встрепенуться и начать расследование. В реальности волокита тянется бесконечно, уползая за невидимый горизонт.
Дипа вставила ключ в замочную скважину и постояла у двери, улавливая чарующие звуки саксофона Джона Колтрейна
[37]. Луч света пробивался сквозь щель под дверью. Прижимаясь лбом к неровной поверхности резного дерева, она пыталась восстановить дыхание — вдох-выдох, вдох-выдох. Дверь Висхала… Ее дверь, их дверь… Двадцать лет назад, когда они получили эту квартиру от родителей Висхала в качестве свадебного подарка, он заявил в своей обычной громогласной манере, что собирается выломать типовую безликую дверь и поставить крутую, бирманскую. Новые родственники Дипы воздержались от комментариев. Порода, подумала она, порода и деньги. Откровенное безразличие ко всему материальному, как это демонстрировал Висхал своей бравадой. На протяжении долгих лет брака Дипа вспоминала тот эпизод как знаковый момент, определивший ее будущую семейную жизнь.
Мелодичная композиция Колтрейна лилась из динамиков Bose, рассованных, как пасхальные яйца, по всей квартире. Как только она вошла, из кухни прогремел мощный голос:
— Бегума!
[38] — Висхал поставил ударение на последнем слоге, как бывало, когда им овладевало особенно романтическое настроение. — Иди сюда и посмотри, чем занят твой муж.
Дипа прошла в кухню. На плите что-то шипело и булькало. Из дымной завесы, как из тумана, выплыла мужская фигура. Держа в одной руке лопатку, а в другой сигару, Висхал прижал Дипу к себе.
— Ты что-то спалил? — спросила она.
— Нет, а что? Пахнет гарью?
Дипа отрицательно покачала головой.
Висхал потянулся к рабочему столику за электронной сигаретой, оставленной в опасной близости от огня. Деликатно отворачиваясь от Дипы, выпустил изо рта огромное облако дыма, но белые струйки все равно потянулись к ней.
— Не бери в голову, — улыбнулась она. — Слушай, как ты можешь курить и то и другое одновременно?
Висхал не ответил и принялся сосредоточенно переворачивать мясо на сковороде, двигаясь в такт Колтрейну.
Она прошла в свой кабинет. Дверь оставила открытой — было некоторое утешение в звуках, которые издавал Висхал, когда бродил по комнатам, готовил причудливые блюда и напевал себе под нос. За двадцать лет Дипа ни разу не позволила себе признаться в удовольствии такого утешения. Оно всегда казалось ей чем-то украденным, чем-то, на что она не имела права в этом мире. Но она чувствовала его как нечто нерушимое, что соединяет двух людей.
