— Я знал одну Мохамайю. Она тоже приехала из дома Шефали. К сожалению, она умерла. Но она была очищена. И умерла целомудренной женщиной.
Голос звучал ровно, почти монотонно. Лали надеялась, что ничем себя не выдала. Он вполне мог говорить о другой Мохамайе, но Лали сомневалась в этом. Имя довольно редкое. Перерезанное горло и распухшее лицо Мохамайи вспыхнули в ее сознании.
Удерживая улыбку на губах, Лали приблизилась к монстру. Осторожно потянулась пальцами к шелковым красным шортам. Развязать их не составило никакого труда, и она бережно стянула единственный предмет одежды. Она не могла сказать по его лицу, что он на самом деле чувствует. В его глазах сквозило веселое любопытство, с каким простолюдины наблюдают трюки дрессированных обезьян на улице. Лали выдержала его взгляд, прежде чем опуститься ртом на его промежность. И тут мощная рука схватила ее за горло и дернула вверх. Махараджа улыбался ей. В следующее мгновение он отпустил ее, и Лали, хватая ртом воздух, закашлялась.
— Я принимаю тебя такой, какая ты есть, Мохамайя, — сказал монстр, и Лали оценила насмешливые нотки в его голосе. — Ты отдалась мне душой и телом. Я принимаю твое подношение.
— Я не отдавалась вам.
Удушье освободило что-то в ней. Но она напомнила себе, что не все притворства следует отбросить. Если она переживет эту ночь и, возможно, те, что неизбежно последуют, вот тогда можно мечтать о побеге, о свободе, даже если мечты эти несбыточны.
— Когда ты ступила в мой сад, ты отдалась мне, как и твои сестры до тебя, — сказал Махараджа, приподнимая лицо Лали на уровень своего лица. Его речь была мягкой, но хватка на подбородке Лали — жесткой, почти болезненной.
Лали прониклась смыслом его слов. Она улыбнулась. Коснулась его пальцев, убрала их от своего лица и скользнула руками к его промежности.
Махараджа перехватил ее запястья, завел ей руки за спину, свободной рукой сжал ее шею, улыбнулся и впился зубами в ее губы.
Он овладевал ею сзади, обрушиваясь грубыми, резкими толчками. Стоя на коленях, Лали попыталась наклонить голову вниз, ожидая увидеть потоки крови между ног, заливающие постель. Она не знала, не могла знать, настоящая ли будет кровь. И даже не могла предположить, хлынет ли ее собственная кровь или призрачная кровь Мохамайи, рожденная какой-то странной алхимией.
Кулак опустился на ее череп, и, схватив за волосы у самых корней, монстр несколько раз ударил ее головой о деревянную спинку кровати. Она зажмурилась и, прежде чем потерять сознание, обнаружила, что ее лицо тонет в море подушек, где каждый вздох был угрозой и подарком, на который она уже не надеялась.
Ранним утром Лали лежала без сна, уставившись на узоры из символов Ом
[60], выбитые на панелях над ее головой. Она чувствовала, что одна сторона лица опухла. Попыталась пошевелить губами и обнаружила, что они будто склеены или зашиты невидимой нитью. Она все-таки заставила их приоткрыться, преодолевая быстро разрастающуюся панику. Коснулась щеки. Резкая раздирающая боль пронзила левую половину лица.
Лали не издала ни звука, но не могла остановить слезы, стекающие к вискам. Махараджа закинул в рот пригоршню таблеток в предрассветные часы, когда закончил с ней. Даже после того, как он вырубился, она не пошевелила ни единым мускулом, даже дышала через раз, не осмеливаясь показать страх или боль.
Перед тем как уснуть, он прошептал:
— Я — бог. Боги убивают смертных. Этой ночью ты можешь исчезнуть. Растаешь в ночи, как дым. — Он рассмеялся с каким-то детским восторгом — сама невинность.
Глава 37
Лали лежала на узкой кровати, уставившись в стену. Вокруг левого глаза разливалось черное пятно. Она то и дело притрагивалась к распухшему лицу, легонько клала ладонь на щеку, пыталась пошевелить мышцами и морщилась от боли.
Жирный геккон вышел из своего укрытия за узкой трубкой лампы дневного света на мятной стене. Он следил за стрекозой, что устроилась на лампе, очарованная сиянием. Геккон терпеливо ждал, не мигая; слегка продвинулся вперед, ползком на гладком белом брюхе, и снова замер. Лали затаила дыхание, наблюдая за добычей и хищником. В своем последнем броске, за пару вдохов от жертвы, геккон вытянул шею и схватил стрекозу в рот. Стрекоза сопротивлялась, дергая лапками, хлопая крыльями, но геккон цепко держал добычу. Наконец он с силой прикусил ее, и стрекоза затихла. Лали сомкнула веки.
Когда утром отперли засовы, Лали накинула на себя сари, отчаянно пытаясь дважды обернуть ткань вокруг обнаженных грудей; на одной из них остались синяки и следы зубов среди засохших капелек крови. Она выскользнула за дверь, покосившись на стражника, но тот смотрел в другую сторону, повернувшись лицом к стене.
Лали шла вперед, не сводя глаз со своих босых ног, шлепающих по пыльному гравию, моля о том, чтобы не забыть дорогу. Она чувствовала на себе пристальные взгляды, от которых покалывало кожу. Раз или два подняла голову, встретившись глазами с севикой. Задрапированные с ног до головы в одежды, служанки оставляли открытыми солнцу только лицо и руки. Одна из них посмотрела на нее с такой глубокой печалью, что Лали пришлось прикусить ладонь, чтобы не сломаться и не рухнуть на гравий, свернувшись клубком.
В комнате не оказалось ни Дурги с Лакшми, ни Сони. Лали подошла к окну и долго смотрела, как дерутся и каркают вороны в тяжелой, удушающей неподвижности летней жары, пока свет не потускнел, медленно съедаемый темнотой.
Лали расслышала мягкие шаги за спиной, остановившиеся на полпути. Она не обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел, отметила только, что гость включил свет. Спустя несколько мгновений она почувствовала руку на своем плече. Открыла глаза и увидела длинные белые пальцы Сони. Ни одна из них не проронила ни слова. Лали не испытывала никаких эмоций, даже гнева, и теперь, когда не могла укрыться за броней негодования, и вовсе чувствовала себя обделенной.
Она задалась вопросом, знает ли Соня.
Соня смотрела мимо Лали в окно, на деревья. Финансовый кризис 2008 года привел к исходу узбекских девушек из Дубая в Индию, где ушлые кураторы давно смекнули: светлая кожа и гибкие тела принесут много прибыли. Соня по себе знала, что так оно и есть. Лали работала за 2000, 1500, даже 500 рупий в трудные времена; другие индийские девушки, как те, которых куратор Сони, Чарли, рекламировал на своем веб-сайте, получали намного больше. Соня когда-то думала, что Майя идеально подходит для работы у Чарли. Майя обладала потенциалом и при небольшом обучении могла бы обрести тот высокий класс, который искали клиенты Чарли, готовые потратить от двадцати пяти до пятидесяти тысяч на любую из них. Но за «русских», как Соня, давали неизмеримо больше, ночь могла начинаться от семидесяти тысяч рупий и доходить даже до лакха. Соня не раз задавалась вопросом, сколько девушек, которых она встречала в Сонагачи, знали эту кухню. Дарья, ее сестра, определенно не знала.
