На другой стороне улицы открылась и закрылась дверь дома Станковичей. Макс бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что это действительно Джордан и Грейсон. Потом вновь повернулся к Руби. Парни забрались на велосипеды и поехали мимо них по улице.
— Ка-ак дела-а-а, А-а-альтман? — раздражающе пропел Грейсон.
Макс ничего не ответил. Когда парочка скрылась за поворотом, судья осторожно высказал замечание:
— Можно было бы поздороваться. Разговор, он как мяч. Нужно бросать его туда-сюда.
Макс пожал плечами:
— Они придурки.
— Да? Какие?
Макс сощурил глаза:
— А какие бывают?
— О, совершенно разные. Выскочки. Задиры. Фрики. Балбесы…
— Кто такие балбесы?
— Ну… тупицы. Дураки.
— А… — Макс подумал над вариантами. — Джордан — балбес. Другой пацан — выскочка.
— Интересно. Я бы решил, что Станкович больше выскочка. Потому что у его отца есть похожие черты.
У Макса было свое мнение об отношениях Станковича-отца и Станковича-сына, которое он хотел высказать, но заколебался. Было странно рассказывать гадости восьмидесятилетнему дедушке. Но не то чтобы неприятно. Судья не врал, как остальные взрослые. В те редкие случаи, когда им удавалось поговорить с глазу на глаз, старик был обезоруживающе честен.
— Я не думаю, что у них с отцом хорошие отношения, — сказал Макс.
Судья сжал губы, раздумывая над его словами. Затем кивнул:
— Понимаю, о чем ты. Тяжело, конечно, не ладить с отцом. Своего я терпеть не мог.
— Правда?
У судьи был папа?
— Да. У него был взрывной характер. И злость он спускал на нас. Но тогда другое время было, знаешь? Не было психологов у сорокалетних грузчиков. Ты есть хочешь?
— Наверно.
— Пообедаем тогда? У меня в холодильнике пицца с пепперони, она испортится, если мне не помогут ее съесть.
— Да. Хорошо. — Макс перенес Руби на асфальт и поднялся. — Только велосипед уберу.
— Не торопись. У меня целый день впереди.
Джен
Марина оказалась ужасной гостьей и еще более ужасной украинкой. Джен спустила за нее туалет (абсолютно отвратительный жест доброй воли, который должен быть закрепить в сознании Марины образ Джен как самой гостеприимной хозяйки) и предложила снять стресс глоточком водочки. В ответ Марина не только отказалась последовать своим культурным традициям, но и пристыдила Джен потрясенным взглядом. А потом посыпала рану солью, проглотив почти столько же воды, сколько до этого высосал ее муж. Суммарно Каллаханы выдули почти всю пятилитровую бутыль.
Невероятно, но худшее было впереди. На вопрос, хочет ли она есть, Марина проигнорировала прямое предупреждение («Не то чтобы у нас много еды…») и заявила, что умирает с голоду. В результате Джен, кипя от негодования, потратила слишком много майонеза на салат с тунцом для гостьи — присоединиться к трапезе Джен не смогла, испугавшись, что блюдо дестабилизирует ее пищеварительную систему.
Марина назвала салат замечательным, что, скорее всего, было ложью. Даже если нет, то это все равно было очередной щепоткой соли, учитывая, что обед Джен состоял из протеинового порошка, смешанного с водой из-под крана.
Последнее унижение было самым жестоким: уничтожив десять процентов запасов тунца, двенадцать процентов бутилированной воды и целых сорок процентов майонеза, Марина по непонятным причинам отказалась покидать кухонный стол, несмотря на то что Джен фактически потребовала, чтобы гостья переместилась в гостиную.
Из-за этого Джен не могла открыть винный шкафчик и глотнуть водки. Что ее невероятно бесило.
Прождав бог знает сколько, пока украинка оживет — она, словно статуя, сидела совершенно не шевелясь — и покинет кухню, Джен наконец сдалась и решила развлечь себя установкой на заднем дворе ловца дождя.
Получилось не очень. С помощью лопатки Джен смогла загнать грабли достаточно глубоко в землю, чтобы они не шатались. Но лопата упрямо не хотела стоять прямо даже после того, как Джен поставила ручку в аккуратную ямку и зарыла ее землей. В конце концов Джен решила проблему, зарыв лопату глубже, но потеряла при этом в высоте — лопата оказалась на полметра короче граблей. Джен боялась, что из-за этого занавеска будет висеть слишком криво и не сможет направлять дождевую воду в нужном направлении.
Но проблема так и не успела возникнуть на практике, потому что, когда Джен попыталась приладить концы занавески к лопате и граблям, вся конструкция развалилась.
Работа заняла какое-то время. И, закончив, Джен была если не трезвой, то по крайней мере больше не пьяной. Наступало похмелье. Так что она пошла обратно в дом, надеясь, что Марина все-таки покинула кухню.
Сначала Джен показалось, что надежда не была напрасной. Кухня оказалась пустой, никто не мешал доступу к винному шкафчику.
Джен пошла в кладовку за табуреткой.
Пол кладовки был подозрительно пуст. Что-то пропало.
Вино.
Обычно там стояла целая коробка.
Дэн!
Наверное, он пришел домой и унес вино куда-то.
Джен быстро притащила табуретку к холодильнику и забралась к винному шкафчику.
Винный шкафчик был пуст.
ЧЕРТ!
Зашвырнув табуретку обратно в кладовку, Джен открыла холодильник.
Пиво и просекко тоже пропали.
В ярости захлопнув дверцу, Джен услышала шаги — кто-то поднимался из подвала.
Он спрятал все внизу. Вот сукин сын!
Через секунду появился Дэн:
— Где дети?
Совершенно резонный вопрос, ответа на который Джен не знала.
И от этого еще сильнее разозлилась.
Успокойся. Не теряй голову.
— Гуляют.
— Где?
— Хлоя поехала к Эмме, потом на теннис.
— Быть не может, что тренировка состоится. Снаружи творится полное безумие.
— Тогда она скоро вернется.
— А Макс?
— Его нет?
— Нет.
— Тогда он, наверно, у Дэнниса. В чем дело-то?
— Сейчас небезопасно разгуливать по улицам. Там люди с оружием.
— Кто?
— Эдди Станкович и парни, с которыми он в баскетбол играет… Чертов Дикий Запад.
— Где ты видел Эдди Станковича?
— На парковке у «Хол Фудс». Они охраняют магазин с дробовиками!
Ладно, это правда странно.
