Чиновник снова её перебил.
– Те жури были дураками, и они больше не у власти. А теперь и сами признают, что эмоции приводят к разрухе. За последние несколько лет нам удалось полностью избавиться от ненужных чувств.
От него так и тянуло бензином, и я не понимал, как можно так нагло врать. Если ни у кого на Чуме нет эмоций, откуда этот запах агрессии?
Мама поймала его на лжи. Она не переставала улыбаться, но заговорила твёрже.
– Как вы можете это утверждать, если на космодроме жури напали на нас в порыве ярости?
– Это была ваша эмоция! Вызванная вами, людьми!
Его голос звенел всё громче, и Айла стиснула мою руку под столом. Я покосился на неё. Она выглядела испуганной, и мне тоже было не по себе.
– Позвольте, – ответила мама уже тише и мягче, – мы никак к этому не причастны. Всё, что мы сделали, – это сошли с корабля.
– Само ваше присутствие вызывает эмоции! А теперь вы просите, чтобы мы пустили вас в офисы и школы?! Ради чего? Чтобы посеять и там этот ненужный хаос?
Теперь бензином пахло не только от него, и к этому ещё примешалась вонь кислого молока. Я смотрел на наших гостей и уже готовился к тому, что нас заплюют ядом.
– Ваше правительство согласилось нас принять, – вежливо напомнила мама. – Мы пересекли галактику, чтобы учиться и работать бок о бок с вашими народами. Очевидно, ваши злоба и страх вызваны недопонимаем. Нас всего четверо. Мы не вооружены. Никакой опасности от нас не исходит. Не сомневаюсь, что жители Чума сами в этом убедятся, если смогут узнать нас поближе.
Какое-то время чиновник смотрел на маму своими старческими фасеточными глазами, а затем повернулся к Хори и Айру.
– Что скажете, дети? Вы примете таких одноклассников?
Они ответили одновременно.
– Думаю, не стоит… – начал было Хори, но восклицание Айру заглушило его слова.
– С радостью! Это же так полезно и познавательно – общаться с другими видами! К тому же люди очень слабые и даже летать не умеют. Нам нет смысла их бояться. Правда, Хори?
– Да, конечно, – проскрипел Хори, признавая поражение.
Чиновник повернулся к крикку. Тот устал ждать окончания спора и уже надкусил свой огурец, ёрзавший на тарелке. Он полностью сосредоточился на еде и явно нас не слушал.
– Скажите, что думает ваш народ: благоразумно ли пускать к нам людей?
Крикк поднял взгляд. Из пасти у него торчало зелёное щупальце и отчаянно извивалось. Он поспешно его проглотил и прорычал:
– ГЗ-ЗР-Р-РЗ-ЗК-КГЗ-ЗРК.
Это нам никто не перевёл, но старый чиновник отпрянул назад, словно его сильно разочаровали слова крикка. Лини и Гиор нервно потёрли крылья.
– Люди не принесут нам никакой пользы, – взвыл недовольный старик. – Крикки сильные, ороро умные, жури высокоцивилизованные, а у вас ничего этого нет! Даже если мы пойдём вам навстречу, то лишь потратим время зря!
– Прошу прощения, но вы не узнаете наверняка, пока не попробуете, – возразила мама. – Пожалуйста, дайте нам шанс! Всего один шанс – большего нам не нужно. И ведь он был нам обещан, когда мы отправились в путь. Если ваше правительство дорожит своими обещаниями, справедливо ли их нарушать?
Старый жури взял стакан с серой жидкостью, сунул в него длинный хоботок и втянул всё залпом, громко хлюпнув под конец. Донышко пустого стакана звякнуло о стол, но, несмотря на этот резкий жест, запах бензина начал убывать.
– Что ж, хорошо. Союзное правительство уважает свои обещания, даже безответственные. Для вас подыщут рабочие места, а детей примут в школу. Мне вполне очевидно, что эксперимент провалится. И после этого вы навсегда покинете нашу планету.
Он поднялся и, не дожидаясь ответа, выпорхнул на улицу.
Другие гости последовали за ним. Ороро поспешно смёл всё со своей тарелки, быстро проглотил и лишь затем побрёл за остальными, забавно покачиваясь на ходу. Минуту спустя, кроме нас, в доме остался только Лини.
– Поздравляю, – сказал он. – Утром я отправлю капсулы за вами и за детьми, чтобы вас отвезли в школу и на работу.
Пока я гадал, нельзя ли изменить его голос в программе-переводчике на мужской, папа выступил вперёд.
– Можно задать вопрос?
– Конечно. Мне поручили отвечать на ваши вопросы.
– Что крикк сказал главе исполнительного отдела?
Лини потёр крылья.
– Что с виду вы слабые и беззащитные. Если что-то пойдёт не так, ваши коллеги-крикки всегда могут откусить вам голову.
Папа нервно хохотнул.
– Это же шутка?
– Нет. Шутки в нашем обществе неприемлемы. Они вызывают эмоции.
У меня душа ушла в пятки. Для планеты, гордившейся своим миролюбием, на Чуме было уж слишком много жестокости.
И сейчас она вся была направлена на нас.
8. Кто хочет перекусить новеньким?
– Не хочу идти, – сказала мне Айла. Мы сидели за столом и доедали цветные кубики, которые остались от вчерашнего обеда.
– Придётся. Всё будет отлично! Кстати, фиолетовый доедать будешь?
Этот вкус нам особенно понравился.
– Да, не трогай! – ответила моя сестра и оглянулась проверить, не слышат ли нас родители. Мама была в ванной, папа в спальне, но Айла всё равно понизила голос на всякий случай.
– Ничего не выйдет. Они нам не рады.
– Не все, – возразил я. – Наши ровесники, которые были на обеде, очень даже ничего. Ну, по крайней мере, один. А остальных очаруем. Покажем им, какие мы классные!
– А вдруг у них сорвёт крышу и они начнут плеваться ядом?
– Да ну! Айру обещал, что в школе такого не будет.
– Нам уже много чего обещали, – проворчала Айла.
– Может, хватить кукситься?
Она сильно действовала мне на нервы. Я и сам, конечно, сильно волновался, но не хотел признаваться в этом сестре. Она и без того думала, что мы все обречены.
Айла уже собиралась что-то ответить, когда в большую комнату вошёл папа. У него, как и у всех, было всего два набора одежды, но, в отличие от меня и сестры, он выбрал тот, что поскромнее: выцветшую синюю футболку и бежевые шорты карго.
– Что это вы такие кислые? Сегодня важный день!
– Почему ты так оделся? – спросила Айла.
– Сомневаюсь, что нас отправят работать в офис, – ответил папа. – А сами жури никакой одежды не носят. Вряд ли они оценят моё чувство стиля. Фиолетовых кубиков не осталось?
– Извини, пап.
– Да ладно? Уже закончились?
– Есть жёлтые.
– Они тоже вкусные. Надо попросить, чтобы нам принесли ещё этой еды.