Юринури посмотрел на меня немигающим взглядом.
– Как ты желаешь называться, человек?
Я даже не сразу понял, что он имеет в виду. А когда сообразил, расплылся в дурацкой улыбке и громко ответил:
– Меня зовут Лан Мифун!
– Лан Мифун. Замечательно. Класс шесть ноль шесть, пожалуйста, приветствуйте Лана Мифуна.
– Добро пожаловать, Лан Мифун, – ответили все хором.
– Класс шесть ноль шесть, пожалуйста, очистите воздух от запаха. Запомните: нет смысла бояться Лана Мифуна. Вернитесь на свои места, – велел Юринури и махнул ученикам, чтобы они подвинулись ко мне.
Табуреты снова заскрипели. Все усердно делали вид, будто выполняют указание учителя, но когда всё стихло, рядом со мной было по-прежнему пустовато.
Юринури повернул голову, оглядывая класс.
– Думаю, нам будет спокойнее, если мы дадим Лану Мифуну шанс рассказать о себе. Мы видели людей только на экранах, и у вас всех наверняка много вопросов. Ты на них ответишь, Лан Мифун?
– Хорошо, – сказал я, и он поманил меня своей длинной лапкой.
– Что ж, чудесно. Иди сюда.
Я поднялся и встал рядом с ним, лицом к классу. Крикки сидели у дальней стены, а жури теснились по бокам. Они образовали большую подкову, в центре которой стоял мой одинокий табурет.
– Расскажи нам о себе, – предложил Юринури.
Все смотрели на меня. У жури глаза были большие, немигающие, а у крикков – свирепые и красные.
В животе у меня словно появилась чёрная дыра, в которую утекали все силы.
– Меня зовут Лан, – начал я, всё ещё стараясь улыбаться, хотя сам дико боялся. – Я с планеты Земля, но люди больше не могут там жить. Поэтому мы, э-э, очень надеемся, что нас примут на Чуме. Мы очень мирные! И хотим с вами, э-э… сойтись во мнении!
Я заметил, что жури любили использовать эту фразу, и ввернул её на всякий случай. А что говорить дальше, я уже не знал.
Ещё у меня начала кружиться голова. Я так перенервничал, что, сам того не замечая, задерживал дыхание. Не переставая улыбаться, я глубоко вдохнул и посмотрел на класс.
Повисла неловкая тишина. Мы долго молчали, пока меня не выручил Юринури.
– Ни у кого нет вопросов к Лану? – спросил он. – Наверняка вам хочется больше узнать о людях.
Один крикк поднял лапу, и я показал на него.
– РЗ-З-ЗР-Р ГРЗ-З-З-ЗР? – прорычал он.
«Язык неизвестен», – пискнул мой электронный переводчик.
– Это неуместный вопрос, Аркцер, – осадил его учитель.
– Извините, мой переводчик не понимает крикков, – сказал я. – О чём меня спросили?
– Неважно.
– Я готов ответить на любые вопросы! – бодро заверил я учителя.
– Что ж, он спросил, какой человек на вкус.
Ну и жуть! Зубы у этого крикка были острые как бритва, и, похоже, он глотал слюнки. Сердце у меня тревожно заколотилось.
– Ой! Ничего себе. Ну, я невкусный. Совсем. Особенно ноги у меня мерзкие. Обувь, которая сейчас на мне, до меня носили человек пять, и никто её не мыл. Пахнет она кошмарно. И ноги тоже. Так что… вот. Для закуски не подхожу. Совершенно точно.
Я старался перевести всё в шутку, но запоздало вспомнил, что жури не любят юмор.
Ох, ну вот.
– У меня есть вопрос, – вмешался Юринури. – Та часть, которая не твоя и пахнет кошмарно… как, говоришь, она называется?
– Обувь?
– Да. Что такое обувь?
– А! – Я показал на свои грязные синие кроссовки. Мне их дали в обменном пункте, и они были такие древние, что у них уже отходила подошва. – Это обувь. Как бы одежда для ступней.
– И такое есть у всех людей? – поинтересовался Юринури.
– Да, почти.
Один из учеников жури поднял лапку.
– А что такое одежда?
– О… ну, то, чем мы покрываем тело, – попытался объяснить я и для наглядности потянул за свою футболку и дёрнул за штанины. – Вот, это одежда.
– Все люди её носят?
– Обычно да.
– Зачем?
– Ну, с ней теплее. И мы не хотим выставлять напоказ свои, э-э… интимные части. Да и нравится нам, как она выглядит.
– Выглядит так себе, – сказал жури.
– О… Ладно! Спасибо за отзыв!
Несколько учеников сразу подняли лапки, и я кивнул одному из них.
– Как вы производите телесные отходы?
Ох ты ж! Такого вопроса я не ожидал.
– Через, э-э, особые отверстия. Внизу. Наверное, почти так же, как ороро. И, может, крикки.
– А можно на них посмотреть? – спросил другой жури.
Я залился краской.
– Нет! Извините. Поэтому мы и носим одежду. Чтобы никто не видел все эти, ну… это… ну очень личное. А очень личное люди предпочитают скрывать. Понимаете, о чём я?
Ученики переглянулись и зашептались.
– У нас есть секреты, – сказал Юринури. – Ты об этом?
– Ну, не совсем. Это немного другое. Ну, неважно! – отмахнулся я, не забывая улыбаться.
Ещё один жури поднял лапку и показал себе на переносицу.
– А дырки в лице тоже для телесных отходов?
– Что? Нет, – поспешно ответил я и ткнул пальцем в свой нос. – Это чтобы чувствовать запахи!
– И чтобы их испускать?
– Нет, люди не испускают запахи, разве что… – Я подумал, как бы объяснить, что мы пукаем, но решил без этого обойтись. – В общем, нет, мы их не производим.
– У вас нет специальных желёз?
– Нет, мы не издаём никакого запаха. По крайней мере, намеренно.
Они снова переглянулись и зашептались.
– Пожалуйста, ведите себя прилично, – попросил их Юринури.
Кто-то снова поднял лапку.
– Тогда как другие люди понимают, что вы чувствуете, если у вас не выделяется запах?
– По выражению лица, – объяснил я и улыбнулся так широко, как только мог. – Вот так мы делаем, когда счастливы и довольны. Ну, ещё можем просто сказать о своих чувствах. Например, «мне грустно».
– Крикки и ороро делают так же, – напомнил Юринури, махнув лапкой на задний ряд. Крикки кивнули, но остальных учеников это, похоже, не успокоило. Они всё ещё переглядывались и перешёптывались.
Тут решил высказаться один из крикков.
– БЗ-ЗРЛЗР-Р?
Я вопросительно посмотрел на учителя.
– Чем вы питаетесь? – перевёл он.
– О! Мы много чего ели, когда жили на Земле, – ответил я. – Но сейчас у нас особо ничего нет. Остался только, так сказать, один тип блюд. Всё остальное закончилось. А, кстати, нам очень понравилась еда ороро!
