– Не стоит, – посоветовал Лини. – Это только пробудит в вас негативные эмоции.
Мама его не послушалась. Мы все сели на диван и включили новости. Если честно, Лини был прав. Я пересматривал их уже раз пятый, и с каждым разом становилось всё обиднее и грустнее.
– Последнее видео вообще неправда, – пожаловался я Лини. – Это сцена из фильма, а не реальность!
– Что такое фильм? – спросил он.
– Видео для развлечения, выдуманная история. Его смотрят, чтобы скоротать время. На самом деле ту женщину не убили. Она просто играла роль.
Лини посмотрел на меня своими большими фасеточными глазами.
– Людям нравится смотреть, как их сородичи умирают, проливая кровь? Вы считаете, что это весело?
Да, звучало и правда сомнительно.
– Лини, – произнесла мама своим самым спокойным, но при этом умоляющим голосом, – в новостях не рассказывают всей правды. Даже о том, что произошло сегодня! Калил ни в чём не виноват. Это начальник на него напал! А рядом с местом моей работы меня поджидала толпа протестующих. Они выкрикивали жестокие, кошмарные вещи и плевались в меня ядом. Почему это не показывают по телевизору?
– Исполнительный отдел считает безответственным демонстрировать публике сцены несогласия, – ответил Лини. – Это вызывает эмоции.
– Да что за!.. – вспылила Айла, но мама её одёрнула.
– Пожалуйста, тише.
Я ничего не сказал, но был на стороне сестры. Не то чтобы считал, будто люди совсем безобидные. Сам же видел худшее в них – в последние часы на Земле, во время протеста на Марсе. Только это ведь не всё. Есть в нас и хорошее. И очень обидно, когда людей обзывают жестокими и примитивными те существа, которые сами на них напали, брызжа ядом, при первой же встрече. А потом заявили: мол, это они – мирные и безвредные.
Мама тоже сердилась, но держала себя в руках.
– Лини, если бы я смотрела ваши телеканалы, я бы точно боялась людей. Разве вы не понимаете, что это несправедливо? Что новости порождают страх и ненависть?
Лини неловко потёр крылья.
– Согласен, нам представляют неполную картину.
– Это можно исправить? Скажем, самим прийти на программу, всё объяснить?
– Мне очень жаль, но за это отвечает исполнительный отдел, – сказал Лини.
– Мы можем туда обратиться?
– Отдел иммиграции уже несколько раз предлагал позвать вас на интервью, но ему отказывали.
– И никак не удалось их переубедить?
– Мне жаль, – повторил Лини. – Отдел иммиграции долго обсуждал такую возможность с исполнительным, но тот не собирается менять свой подход к освещению человеческой темы на телевидении. Но…
Он осёкся и так усердно потёр крылья, что было слышно, как они царапаются друг о друга.
– Что «но»? – уточнила мама.
Лини ничего не ответил и упорхнул к двери.
– Извините, мне пора. Надеюсь, вы скоро поправитесь, Калил. Приятного вам всем вечера.
С этими словами он вылетел на улицу. До нас донеслись крики «Отправляйтесь домой!», а затем дверь захлопнулась.
– Что означало это «но»? – спросила мама.
Айла сидела рядом с папой, обнимая его.
– Да какая разница? – хмыкнула она. – Ты посмотри, что они сделали с папой!
– Вшо не так пхохо, – пробормотал он.
– Совсем наоборот! – воскликнула Айла. – Вы сами всё слышали. Все «сходятся во мнении», что надо как можно скорее выгнать людей с этой планеты. Они нас ненавидят!
Мама покачала головой.
– Не все. На самом деле некоторые готовы нас поддержать, но боятся. Сегодня на работе один из них твердил, мол… – Мама понизила голос, изображая программу-переводчик: – «Все сходятся во мнении, что люди не могут здесь оставаться!» А когда других рядом не было, он добавил шёпотом: «Но некоторые считают, что могут».
– Мой учитель такой же, – признался я. – Он очень хорошо ко мне относится, но пытается это скрывать, не хочет, чтобы другие слышали, как он меня поддерживает. И сегодня сказал что-то похожее: «Все сходятся во мнении, что люди жестоки, но некоторые считают, что вы способны измениться».
– Вопрос в том, сколько жури думают так же, – вздохнула мама.
Айла покачала головой.
– Нет, вопрос в другом. Стоит нам выйти на улицу, на нас орут: «Отправляйтесь домой». И таких крикунов – сотни. Какая разница, что там шепчут два-три жури?
– Большая, – твёрдо произнесла мама. – Это уже хоть что-то. Возможность завоевать их доверие. Уверена, у нас всё получится.
• • •
В отличие от угрюмой Айлы, мама поднимала мне настроение своей уверенностью. День выдался очень длинный, местами плохой, и я долго не мог уснуть. Но всякий раз, когда в памяти всплывали неприятные моменты вроде протестов у школы, кошмарных вопросов на уроке, папиной травмы и новостей, я заставлял себя мыслить позитивно, как мама, и переключаться на хорошее. Приветствие директора, тихая поддержка учителя, ласковое отношение Айру, дружеский, хоть и неожиданный визит Марф и Эцгера… Не знаю, достаточно ли этого было, но что-то уже лучше, чем ничего.
Мама права: начало положено. Надо сохранять добрый настрой. Как она.
Я долго валялся в постели, пока мне не захотелось в туалет. Вот только дверь уборной оказалась закрыта, и за ней слышались сдавленные рыдания.
Я громко постучал. Мне хотелось закричать: «Айла! Реви в своей комнате!»
Кто бы мог подумать, что ответит мне вовсе не она.
– Минутку! – прошептала мама. Голос у неё был хриплый и смущённый.
На секунду я застыл в коридоре, слишком потрясённый, чтобы ей ответить. А потом как можно скорее вернулся в свою комнату. Где-то минуту спустя дверь медленно открылась и мама тихо позвала:
– Лан?
Я притворился, что сплю, и она тихонько ушла. Я знал, что мама придёт со мной поговорить, попытается поднять мне настроение, но не хотел её слушать. Забыть, как она плакала в туалете, – вот чего я хотел.
Беда в том, что забыть не получалось.
12. Загадочный аромат пончиков
На следующее утро папе не полегчало. Он не мог есть, левый глаз не открывался. Ему пришлось остаться дома.
Айла тоже решила никуда не ходить и легла на диван смотреть кулинарный канал крикков.
– Кто-то ведь должен за ним ухаживать, – объяснила она.
– Как ты будешь за ним ухаживать с дивана? – спросил я.
– Скоро встану.
Верилось в это с трудом, но я не хотел ругаться с сестрой и расстраивать наших родителей. Поэтому молча взял «Харч» с собой на обед и пошёл ждать капсулу вместе с мамой.
