Мы закивали.
– Да, конечно.
– Это не значит, что конфликтов не существует. Просто жури делают вид, будто их нет. Пока у власти стоят традиционалисты – вот как сейчас, – все притворяются, что согласны с их взглядами. Стоит ситуации измениться, как весь рой встанет на сторону прогресса: все «сойдутся во мнении» и будут поддерживать совершенно противоположные идеи.
– Дорогой, я нашла видео, – перебила его Ульф.
– Пока не включай, милая. Я ещё не закончил изображать перед нашими гостями лектора-всезнайку.
Хунф улыбнулся и сощурил большие глаза, как бы подмигивая.
– Лет двадцать назад в правительстве жури преобладали прогрессивные взгляды. Длилось это около века. Они получили сигнал бедствия от нагов: тех выгнали с родной планеты жестокие захватчики. Им сразу предложили убежище на Чуме. Тогда жури готовы были принять иммигрантов с распростёртыми объятиями. Ведь они и сами прекрасно помнили, как их когда-то приютили на этой планете. Правда, дело тут было не только в доброте и гостеприимстве. Правительство считало, что наги могут обогатить культуру Чума своими исполнительскими видами искусства. У этого народа особенно ценились танцы и музыка, от чего жури были довольно далеки.
– Далеки! Да они просто ужасно скучные, – заметила Марф.
Хунф кивнул, соглашаясь с дочкой.
– Да, народ жури не самый интересный. У них нет ни музыки, ни танцев, ни театра, ни архитектуры, ни живописи, ни скульптуры… Они ничего не создают – только плодятся. Их жизнь бедна на события. Однако со временем жури увидели в этом свой недостаток. Отчасти потому, что уже давно жили бок о бок с ороро и убедились, как много даёт нам искусство. У ороро всегда была богатая культура. Но мы не стали делиться ею с жури, после того как переехали на Чум. Скорее всего, они всё равно не смогли бы её понять. Мы даже сделали себе отдельное телевидение.
– Там куча каналов, – вставила Марф. – Но смотрят их только ороро.
– Это к лучшему, – сказала Ульф. – Другим видам некоторые наши программы могут показаться странными. Что там, они и меня порой удивляют!
– В общем, наги прилетели на Чум, – продолжил Хунф, – и им не терпелось поделиться своей культурой с жури. Они-то были не скучные, нет – совсем наоборот! Наги устраивали фестивали и танцевали дни напролёт.
– Нас не очаровали их танцы, – призналась Ульф. – Мы бы тоже могли двигаться, если бы хотели, но у нас более… сидячий народ. А вот жури пришли в полный восторг. Оказалось, у них самих к этому талант. В них природой заложено собираться в рой для самозащиты. Только в случае с танцами это не агрессивное действо, а наоборот – позитивное, радостное. Поэтому сначала всем казалось, что наги изменят общество к лучшему и жури преобразятся.
Тут Хунф драматично взмахнул рукой.
– А затем наги провели свой Фестиваль Скорби.
Все три ороро тяжело вздохнули.
– Это была одна из древнейших традиций нагов, – объяснил Хунф. – Этот фестиваль повторялся каждые пять лет и длился десять дней. И он был ужасен.
– Я уже всё подготовила, – сказала Ульф. – Хотите посмотреть его на видео?
– Да, пожалуйста, – ответила мама.
Ульф нажала на кнопку. На экране появилась огромная площадь в самом сердце города, окружённая привычными домами-сотами. Между ними всё было занято какой-то чёрной, влажной массой, походившей на океан нефти в бурю.
Тут я услышал шум – душераздирающие вопли, полные боли, – и невольно зажал уши ладонями. Хотя даже так они били по барабанным перепонкам и вызывали тошноту. Вся моя семья, очевидно, чувствовала то же самое.
– Ай!
– Ох!
– Пожалуйста, хватит!
Ульф поставила видео на паузу и показала пультом на экран.
– Все наги на планете, все до единого, собрались в центре города и ползали друг по другу, вопя что есть мочи.
Я сощурился. Так вот что это за чёрная масса? Громадная толпа червеподобных нагов?
– И это длилось десять дней?! – в ужасе уточнил папа. – Этот кошмарный вой?
– Длился бы, – поправил его Хунф. – На четвёртый день разъярённые жури перебили нагов, всех до единого.
Мама ахнула. Наверное, я тоже, но наши ахи потонули в тонком визге Айлы.
– Они поступили так ненамеренно, – объяснила Ульф. – Даже те жури, которые собрались в рой, вряд ли хотели убить нагов. Конечно, я их не оправдываю. Это было непростительно жестоко. Однако сложно выразить словами, как мучителен был этот фестиваль для всех, кроме самих нагов. Мы живём очень далеко от центра, но всё равно слышали их вопли. От них нам становилось физически плохо.
– Жури восприняли это особенно болезненно, – сказал Хунф. – Правительство всеми силами пыталось убедить нагов, чтобы те прекратили. Но как до них достучишься, если они уже вошли в такое состояние?
– Остановить рой негодующих правительство тоже пыталось, – добавила Ульф. – Но, как мы говорили, это народ улья. Если уж рой образовался, он живёт своей жизнью.
– Это относится и к видам с другой структурой общества. Толпа может пойти на то, чего одиночки никогда бы не сделали. Особенно если она сильно напугана или рассержена, – рассудил Хунф. – Так совершаются глупые и жестокие поступки, которые нередко приводят к трагедии. Случай с нагами – яркий тому пример. Можно сказать, это было массовое помутнение рассудка. После кровавой расправы жури пришли в себя и в ужасе осознали, что натворили. Правительство пригласило на свою планету целый вид, считая, что поступает благородно… и вот ему пришлось наблюдать, как собственный народ вырезает мирных гостей в порыве ярости. Всего через пару дней к власти пришли традиционалисты.
Ульф покачала головой.
– Тогда это казалось логичным. Раз уж политика привела к такому кровавому побоищу – неважно, преднамеренному или нет, – вполне разумно её пересмотреть. Но потом они придумали эту чушь с подавлением эмоций.
– Рой жури собирается под влиянием запаха агрессии, – объяснил Хунф. – Правительство хотело пресечь подобные «собрания», но почему-то решило, что будет проще объявить все запахи вне закона. Они полагают, что могут полностью подавить эмоции общества и таким образом добиться безупречного мира и согласия.
– Конечно, подход неправильный и обречён на провал, – сказала Ульф. – Сами по себе жури не слишком чувствительны, но всё-таки не лишены эмоций. Мы же все что-нибудь да чувствуем, правда? Только, подозреваю, они ещё нескоро одумаются. Правительство искренне верит, что делает это во благо планеты. Несчастные дураки!
– И что это значит для людей? – спросила мама.
– Боюсь, ничего хорошего, – ответила Ульф. – Вас пригласило прогрессивное правительство, а сейчас у власти традиционалисты. Главная заслуга вашего общества – искусство, а их это пугает больше всего на свете. Они переживают, что вы повторите судьбу нагов, поэтому хотят вас прогнать.
