Хотя, если уж где и рисковать, так это в классе Юринури. Он явно болеет за меня и наверняка простит за глупую ошибку.
В общем, я решился. И на следующем уравнении поднял руку. Юринури аж отшатнулся от удивления.
– Человек Лан? Ты готов решить урм?
– Я могу попробовать, сэр! – бодро ответил я и спрыгнул с табурета. И медленно, широко шагая, сильно сгибая колени и ещё легонько припрыгивая на согнутых ногах, пошёл к доске.
За мной зашептались, но никакого запаха я не почувствовал. Видимо, шутку они не поняли.
Юринури протянул мне лазерный маркер, и я застыл перед экраном с загадочными закорючками и чёрточками.
И что теперь?
Я нарисовал фигурку с лохматыми волосами и дефисами вместо глаз и рта.
– Что он делает? – спросил один жури.
– Это даже не цифра! – заныл другой.
Я изобразил ороро, а потом крикка с нелепыми огромными зубищами.
В комнате ничем не пахло. Не сработало. Лицо у меня густо покраснело от стыда.
– Боюсь, ты не понимаешь тему, человек Лан, – вежливо сказал Юринури, и я протянул ему маркер.
– Извините, пожалуйста. Думаю, все согласятся, что у меня с этим не очень.
– Все также сходятся во мнении, что очень важно пытаться, даже если у тебя не получается. Спасибо, что попробовал. Можешь сесть.
Я развернулся и вдруг почуял лёгкий аромат пончиков.
Кто-то из них – может всего один жури – смеялся!
Я снова попытался изобразить пружинистую походку жури, при этом повесив голову, как они делали, когда ошибались с ответом.
Мои одноклассники снова зашептались.
Ноздри мне защекотал запах выпечки.
Сработало!
Я был всего в паре шагов от своего табурета, когда заметил, что один жури, сидевший впереди и чуть левее, вытянул тонкие ноги, слегка загораживая проход.
Вчера их повеселило моё нелепое падение. И это был самый очевидный, самый старый и простой приём в комедийном жанре.
Я воспользовался моментом. Шагнул к табурету того жури. Он поспешил убрать лапку, но не успел: я дёрнулся вперёд и поднял ногу, как бы пытаясь переступить через преграду.
Дальше за меня всё сделала гравитация. Я потерял равновесие, замахал руками как ветряная мельница и налетел на свой табурет. Он упал набок, а я врезался в пол плечом. К счастью, пол был из того же податливого материала, что и площадка у нашего дома, поэтому я не ударился.
От неожиданности все взвыли.
– Ты в порядке, человек Лан? – выкрикнул Юринури.
Я быстро подскочил, делая вид, что сильно смущён.
– Простите, пожалуйста! Видимо, ходить у меня тоже не очень-то получается!
С этими словами я поставил табурет на место и плюхнулся на него. И вдохнул насыщенный, сахарный аромат смеха.
– Очистите воздух, дети, – потребовал Юринури. – Мы же не хотим обидеть человека Лана? Он упал нечаянно.
Я упал намеренно. И вовсе не обиделся. Наоборот, обрадовался. Мне удалось их рассмешить! Наверняка можно обернуть это в нашу пользу. Но как?
17. Шутка, зашедшая далеко
– У меня есть вопрос, – сказал я, усаживаясь рядом с Марф и Эцгером в людной столовой.
– У меня тоже, – сказала Марф. – Где твоя сестра?
– Валяется в постели.
– Ей нехорошо?
– Смотря что ты под этим подразумеваешь. У неё бывают плохие и хорошие дни.
– Что может сделать её день лучше?
– Ну, не знаю. Возвращение на Землю, гитара, музыкальная карьера?
– Эй, я вообще не понимаю, о чём вы, – проворчал Эцгер.
Я достал контейнер с едой ороро, и вдруг Марф поднялась из-за стола.
– Извините, мне надо идти.
– Куда?
– Есть важное дело.
– Какое?
Она тяжело зашагала к выходу, ничего не ответив, и всего через пару секунд исчезла за дверью. Поразительно, как быстро ходили ороро, стоило им только захотеть.
– Марф на меня сердится? – спросил я у Эцгера.
– С чего ты взял?
– Не знаю. Она как-то… холодно себя вела. Как будто я её разозлил.
– По-моему, нет. Совсем наоборот. Она, как с тобой познакомилась, повеселела.
Это меня одновременно и порадовало, и встревожило.
– А обычно Марф грустная?
– Почти всегда. Мрачнее не найдёшь.
– Почему?
– Марф говорит, все ороро такие. Но, по-моему, ей просто одиноко. Одна ороро на всю школу, ещё и в тысячи раз умнее всех. Вот она и грустит.
– Думаю, ты прав, – согласился я. Звучало и правда очень печально.
– А что ты спросить-то хотел, когда только сел?
– А, точно! Здесь запрещено смешить других?
– Типа как сегодня на уроке? Так ты что, нарочно брякнулся?
Я незаметно оглянулся на охранника. Он сидел с оружием на коленях и посасывал свой обед.
– Нет, конечно! – громко выпалил я, чтобы охранник точно меня услышал. – Это случайно так вышло. Просто я неуклюжий.
– Ну, быть неуклюжим – это не против закона, – сказал Эцгер. – Просто неудобно, и всё. Жури, конечно, скажут, что смешить других невежливо. Но всё-таки это не преступление.
– А тебе нравится смеяться?
– Ну, не знаю. Я никогда не пробовал.
– По-моему, это здорово.
– Да ладно! Когда Марф смеётся, кажется, что ей худо.
После этого мы ели в тишине, не считая шлепков огурца йиро, который бил Эцгера по носу, пока тот им хрустел.
Я сам жевал свой обед и наблюдал, как жури выстраиваются в очередь перед кранами. В основном они стояли спокойно, но некоторые нетерпеливо хлопали крыльями, приподнимаясь на пару дюймов над полом. На полках за длинной раковиной возвышались башенки пустых стаканов. Одни жури, набрав еды, отпрыгивали к столам. Другие взмывали вверх и собирались небольшими группками, потягивая напиток. Такие компании заполняли столовую до самого прозрачного потолка.
Я почувствовал, что в ближайшей группке все смотрят на меня. Даже подумал, не чудится ли мне это, но тут от них отделился один жури. Когда он приземлился рядом, я узнал в нём Айру.
– Привет, Лан!
– Привет! Ты знаком с моим другом Эцгером?
– Нет.
– Нет, – подтвердил Эцгер.
Похоже, знакомиться им особо и не хотелось. Пока я гадал, как разрядить обстановку, Айру сменил тему.
