Мне в глаза ударило синее мерцание купола. Стена электричества метров десять в периметре окружала нас со всех сторон, жужжа и потрескивая. Я моргнул, привыкая к яркому свету, и посмотрел на орду обезумевших жури, зудевших за ограждением. Колени у меня задрожали.
Песня Айлы повлияла на них, и они балансировали на краю между яростью и блаженством, но стоило ей закончиться, как жури сорвались с этого края – и не в ту сторону, куда нам хотелось бы.
Теперь им снова хотелось нас убить. Они вопили во всё горло и бились об электрический купол. Каждый удар сопровождался громким «БЗ-З-З-З-З!».
БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З!
БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З! БЗ-З-З-З-З!
Что же делать?
Петь я не умею. Совсем.
Даже если попробую, вряд ли меня услышат. Рой слишком шумный.
Где там дрон-микрофон?..
Хотя как он поможет? Что я такого скажу? «Привет! Я к вам летел от самой Земли и ох как же устал махать руками!»
Впрочем…
Может быть…
Не сработает.
Но надо попытаться.
Я занёс ногу над землёй так высоко, как только мог, и сделал широченный шаг. Повторил то же самое с другой ногой и пошёл вперёд, нарочито преувеличивая эффект, с которым ходили жури, чтобы это выглядело как можно более нелепо.
Те из протестующих, что зависли в воздухе ближе всего к ограждению, ошарашенно подняли головы.
Остальные четверть миллиона никак не отреагировали. Они меня даже не видели. Просто подпитывались яростью своих сородичей.
Я шёл, подпрыгивая и прижимаясь к земле, как чёртик из табакерки, пока не остановился в полуметре от ограждения. Ещё один широкий шаг – и я очутился прямо перед электрическим полем. Волосы тут же встали дыбом. Я резко подпрыгнул, как будто меня ударило током.
Плюхнулся на пятую точку, рассчитывая на мягкое приземление.
И совсем забыл, что мы на космодроме. Поверхность здесь твёрдая, не то что пружинистый пол в школе. Я вовсе не подскочил, а едва не раздробил себе кости.
Ай…
Про себя я надеялся, что от этого мой номер стал только смешнее. Я поднялся на шатких ногах. В уши били разъярённые вопли жури, а в ноздри – вонь бензина. Зато они перестали биться об ограждение, а это был вполне себе прогресс.
Я решил повторить своё выступление на бис. Подпрыгнул к забору и рухнул на землю, словно пронзённый током. На этот раз падение вышло ещё больнее.
Тут за мной раздался грохочущий голос ороро:
– МР-Р-Р-РМ-М-М-М!
Марф стояла на пороге капсулы. Мы встретились взглядом, и она мне подмигнула.
Пока я гадал, что бы это значило, электрический купол снова отчаянно затрещал. Один жури бросился на него с диким воплем и отскочил назад, сбив тех, кто оказался за ним.
Похоже, комедия нравилась не всем.
– МР-Р-Р-Р-РМ!
Я обернулся. Марф шла ко мне, медленно и неуклюже, подняв руки над головой, как будто хотела меня задушить.
Вообще она умела нормально ходить, и в первую секунду я сильно растерялся. Огромные лапищи уже тянулись к моей шее, но тут я опомнился и увернулся, нырнув под её руками.
И рухнул на землю. А когда приподнялся и оглянулся, увидел, что она опять шагает на меня, переваливаясь с ноги на ногу. Её тело мерно колыхалось, прямо как вода в ванне, если поводить там рукой.
Она словно нарочно пыталась выглядеть нелепо.
О-о-о… Секунду…
Я снова поднялся и, прихрамывая, бросился прочь, всё ещё пружиня, как жури. Марф гонялась за мной вокруг капсулы, двигаясь ровно с такой скоростью, чтобы мы всегда оставались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Рты-трубочки жури, стоявших и паривших прямо у купола, обвисли, и сами они отстранились от электрического поля.
К сожалению, остальные нас не видели, и их обуревала всё та же ярость. Время от времени кто-нибудь вырывался вперёд из глубин роя и со всей силы бросался на ограждение. Его отбрасывало назад, и в итоге он утягивал за собой наших зрителей с передних рядов, а освободившееся пространство занимали крикуны.
Стоило нам завоевать фанатов, как мы сразу же их теряли.
Мы с Марф трижды обогнули капсулу, останавливаясь на каждом повороте для шутливой потасовки. Я весь вспотел и тяжело дышал, но вопли жури всё не стихали.
В конце очередного круга я ненадолго задержался и обернулся на Марф. Мы были всего в паре футов от внутренней стены купола.
Она шла на меня, подняв руки. Я снова нырнул под ними и приземлился на живот… чересчур близко к стене. Марф не успела вовремя остановиться. Она врезалась в купол с оглушительным БЗ-З-З-З-З-З, отшатнулась и рухнула прямо на меня.
– МР-Р-РФ!
Меня полностью придавила громадная ороро, которая потеряла сознание от сильного удара током. А весила она, наверное, фунтов шестьсот.
Вопли жури и жужжание забора теперь раздавались как будто из-под воды. Я даже не слышал собственного крика. Я не мог двигаться. Не мог дышать. Мне отчаянно не хватало кислорода. Приглушённый вой толпы усилился, и жури всё чаще бились о заграждение. Моя щека была прижата к земле, и я отчаянно пытался втянуть носом воздух, но ничего не получалось. Перед глазами вспыхнули искры. Я начинал терять сознание.
«Зато не от яда умер», – подумалось мне…
И всё потемнело.
Конец.
До меня донёсся голос прекрасного ангела. Он встречал меня на небесах своей волшебной песней:
На свете много красоты и удовольствий,
Но даже скромный, нас пленит родимый дом,
К нему нас тянет, словно магией небесной,
И мы другого во всём мире не найдём.
«Какая красивая песня, – подумал я. – Моя сестра такую пела. И голос у ангела совсем как у неё. Может, смерть – это не так уж и страшно».
Видимо, Айла разбудила Марф своим пением, и та скатилась с меня с тяжёлым хрипом. Я закашлялся, отчаянно глотая ртом воздух, а в уши мне лилась чудесная мелодия песни.
Ах, дом,
Мой милый дом!
Мне нет тебя милее,
Мне нет тебя роднее!
Ах, дом,
Мой милый дом!
Айла стояла у двери в капсулу, крепко зажмурившись, по её лицу текла струйка крови, но она пела во весь голос, а перед ней парил микрофон.
Хорошо, что моя сестра ничего не видела. Иначе, наверное, сразу упала бы в обморок от вида четверти миллиона жури, покачивающихся в такт её песне.