В начале тоннеля была какая — то движуха. Бугаи в спортивных олимпийках и кожаных куртках стояли группами по три — четыре человека, что — то обсуждали и таскали. По ощущениям, время было пять или шесть часов утра. Меня Генка завел в допросную.
— Сбежать решил, подкидыш? — спросил он, хрустя шеей. Я промолчал. Садиться на стул не стал, так и продолжил стоять рядом. — Я бы из тебя все вытряс, но не до того.
Вот же стукач, зараза, все — таки сдал! Что ж, свой выбор он сделал. Осталось мне сделать свой.
— Звал? — в дверях появился уже знакомый мне Евгенич.
Явно не выспавшийся, спросонья. Видимо, только приехал.
— Сбежать думает, — сказал Генка. — Прочисти ему мозги как следует уже. Только мы его сегодня болванкой возьмем, так что пусть на ногах стоит.
— Займемся, — ответил Евгенич, тяжело вздыхая, и Генка оставил нас одних.
Мелькнула мысль: долбануть менталисту стулом по голове, захватить ему шею и начать пытать, угрожая задушить. Телом он дохленький, я осилю. Наверное. Вот только стоит ему подать голос, как за дверью все услышат. К тому же я забыл, что стул здесь вмонтирован в пол посредством некоей трубки. Не знаю, что Генка называл «болванками», но после попытки покушения меня точно застрелят от греха подальше, а то и живьем в бетоне замуруют. Нужен верный момент…
— Присядь, — буднично указал Евгенич, сам подставил табурет ближе ко мне. Сегодня он был гораздо менее бодр, и вообще выглядел так, словно вот — вот сам уснет.
— Опять в гляделки играть будем? — спросил я, и менталист принял это как вызов.
Он поправил очки, закрыл глаза, поднес ко мне руку… И ничего. Я прямо видел, как он сдался. Сперва несколько секунд не дышал, усиленно о чем — то думая закрытыми глазами, а потом часто задышал, опустил руку. Процедура повторилась.
Никакой «промывки мозгов» мне, конечно, не хотелось, но после предыдущей встречи Евгенич как — то совсем не вызывал у меня страха. Я всерьез раздумывал, не дурит ли он всех этих бандитов.
— Слушай сюда, — злобно проговорил в итоге он. — Черт его знает, что с башкой твоей творится. Считай, что повезло. Значит так: никаких мятежей ты больше планировать не будешь, говорить об этом тоже. Ведешь себя тихо, спокойно. О нашем разговоре никому ни слова.
— А если нет?
— Всю шкуру с тебя сдерут, — оттарабанил он, явно пытаясь нагнать страху. — Лично распоряжусь. Скажу, что ты невменяем.
— Не пойдет, — пожал плечами я.
…Потому что все и так знают, что я невменяем. Для этой системы.
— Ты что, не понял? — Евгенич со злости сдернул очки, стал нервно перекладывать их из руки в руку.
— Да все я понял. Условия другие. Ты прямо сейчас достанешь мне пару таблеток парацетамола или аспирина, а я постараюсь быть смирным неделю.
Менталист перестал двигать очками, удивленно посмотрел на меня — словно до этого считал, что разговаривает со стеной, и вдруг обнаружил нечто другое. Встал, дошел до стола, открыл дверку шкафчика. Долго молчал.
— Две недели, — наконец сказал он. — И есть только анальгин.
Запивать таблетки Евгенич не дал, зато предоставил возможность собраться с силой и принять их, глотая вместе со слюной. Данное менталисту слово я держать, конечно же, не собирался. Неделю я здесь не выдержу. Но выиграть временное доверие — почему нет.
По — видимому, Евгенич должен был как — то «заколдовать» мой разум, чтобы я перестал думать о побеге. А ведь это, кстати, весьма объяснило бы, почему местные рабы так неохотно думают сбежать. Не будет же Евгенич с каждым договариваться, как со мной?
На самом деле для меня эта «сделка» была гораздо важнее пары таблеток обезболивающего. Ведь это означало, что менталисту можно будет и дальше ставить условия. Слабый он на дух, легко прогибается. Жаль, что видно его тут нечасто. Может, через Ассоль получится вызвать в случае чего, а там и действительно допросить. Уже похоже на хлипкое, но все — таки начало плана.
На выходе из допросной Генку не встретил, оно и к лучшему. Неторопливо дошел до хаты, прикрыл за собой дверцу. Окинул взглядом местных, заметил, что некоторые точно не спят. Выждал время и сказал:
— Как видите, я жив, хотя и вероятно не очень здоров. Как видишь, стукач, я вернулся. И вернулся я за двумя вещами: сломать тебе зубы и сбежать из этой дыры. И, как ты догадываешься, начну я отнюдь не с побега.
Глава 10
Стукач от неожиданности свернулся калачиком, выпучил глаза и заверещал:
— Я — то тут при чем! Это не я!
— А даже если и он, — зарычал со своей полки Царь, но спускаться не решился. После драки ему сильно досталось, лицо в синяках, губы разбиты. — Тронешь его — убью.
— Ну так убей, — ответил я.
— Ну — ка тихо, — вмешался Лебедев, разводя руками. — Во — первых, Думер, ты наверняка не в курсе, но многих наших ментально заряжают на доносы. У кого разум послабее, устают сопротивляться. Он не мог не сдать тебя. И не только он.
— Я предупреждал. Он не послушал.
— Послушал, — пискляво ответил стукач. — К себе ушел.
— Ты видел, как он настучал? — спросил Лебедев.
— Я увидел следствие этого, — ответил я, закипая. — У вас тут хаты, смотрящие, все по — тюремному, я смотрю. А ты, Лебедев, очень похож на сидевшего, уж прости за честность. И ты мне будешь доносы оправдывать?
На самом деле в голове развернулась дилемма. Возможно, паренек и правда не виноват — на этот раз донести мог кто — то другой. Но вот это вечное покрывательство мне не нравилось, пора уже ставить на место всех сокамерников.
— Не шуми, — хмуро ответил Лебедев. — Это главное правило. А теперь насчет тебя…
— Идут! — прошипел один из дружков Царя, и все тут же улеглись по койкам. Я постоял — постоял и тоже залез к себе, в тоннеле шаги действительно разносились.
— Ты, — ткнул в меня появившийся Генка, — ты и ты. На выход.
Со мной выходил паренек, который вчера вместе с Царем пытался меня побить, и мужчина лет тридцати пяти, который в моем присутствии еще ни слова не говорил. Собирали народ и из других хат, в общей сложности набрали человек двадцать.
— Значит так, трудоголики, — заговорил Генка, подводя нас к выходу, где толпилось много братков в кожанках. — Напоминаю один раз и для всех. Сейчас одеваете куртки, затем пакуемся в машины. Напоминаю, что с вами будут ехать взрывчатки. За попытку сбежать шмаляем на месте. Делаете то, что вам говорят, и ничего другого. Работаем!
Каждому из нас выдавали олимпийки, а отдельным счастливчикам — кожаные куртки. Причем не просто выдавали: бандиты проверяли, чтобы каждому куртка подходила по росту. Особо отличившимся рабам, на которых смотреть было страшно, меняли еще обувь и брюки.
