Сказанное можно было расценить и как злобу, и как намёк. Впрочем, какой тут намёк, если минутой ранее она долбанула по мне электричеством?! Сказал бы я, что сделал бы при случае с её палочкой, но решил не нарываться на новые проблемы.
— Иди, — коротко бросила она, кивнув на указанный ранее отсек.
Ишь ты, какая. Первой не идёт, не говорит следовать за ней. Ждёт, чтобы я теперь сам пошёл. В её взгляде мне то и дело мерещится надежда, но потом я вижу, как лицо её хмурится.
Какое тут всё странное. Допрос без наручников, заключённые без запертых дверей. В чём — то даже закономерное окончание сегодняшнего безумного дня. В этом смысле я, конечно, спасся от таинственных преследователей, вот только попал в руки отморозков, не стесняющихся эксплуатировать рабов в центре Петербурга. И неужели о них никто не знает?
Делать нечего — прошёл в отсек. Все тамошние смотрели на меня. Ну не «вечер в хату» же говорить? Не тюрьма ведь, как я понимаю. И всё равно мысли вертелись мрачные: если дать слабину вначале, потом так и будут считать слабым. Я здесь надолго задерживаться не собираюсь, но тем не менее каждое действие нужно совершать рассудительно.
— Спать будешь тут, — Ассоль показала на вторую по высоте койку у входа.
На бетонном каркасе лежал фанерный лист. На этом всё. Ни матраса, ни подушки, ни одеяла.
— Как тут спать — то?
— Лёжа, — донеслось из глубин комнаты. Мне это не понравилось.
Ассоль злобно сверкнула глазами, но ничего не сказала. Постояла, словно хотела что — то сообщить, потом резко развернулась и ушла.
Ответственный момент. Первое впечатление — как известно, зачастую самое важное. Молча залезть на полку? Отлежаться после пережитого не помешает, конечно. Однако непонятки с коллективом оставлять на потом тоже не стоит.
— Кто сказал «лёжа»? — спросил я, сделав шаг вглубь отсека.
— Я сказал, — донёсся голос того, кто лежал на третьей, самой высокой полке у дальней стены.
Я молча подошёл. Тусклый свет — на высоком потолке лишь одна лампа — позволил мне разглядеть, что собеседник лежит не на голой фанере. Голову подпирал набор какого — то тряпья, и, кажется, было даже подобие одеяла в виде простыни.
— Ты — то под голову что — то мягкое стелешь, — сказал я.
— Ну а ты, стало быть, вообще гладко стелешь, — тут же ответил он, шмыгнув носом, и моментально принял сидячее положение.
Рыжие волосы, синяки под глазами. Он был старше меня максимум на пару лет.
— Если внимательный такой, сыграем? — рыжий спрыгнул с полки, поравнявшись со мной. Встал почти вплотную, смерил долгим взглядом, ожидая, когда я не выдержу и отведу глаза.
— Во что сыграем? — уточнил я.
— На что, а не во что, — вновь шмыгнул он носом. — Ставь свои легинсы. Я поставлю своё постельное.
— Ты не ответил.
— А ты не согласился.
— На мне джинсы, а не легинсы — это раз. Твоего тряпья они не стоят — это два.
— Ты чего — то борзый, — рыжий едва не врезался в меня лбом и грудью, настолько сильно приблизился. Грудь он выпирал подобно петуху, готовящемуся расправить крылья. Глаза, как мне показалось, у него тоже чересчур вылезали из орбит.
— В напёрстки, — подал голос кто — то с противоположной стены, и я воспользовался случаем, чтобы невзначай хотя бы немного отойти от рыжего. — Все новенькие играют. Такое правило.
Это был пожилой мужчина с хрипловатым голосом. Он лежал на боку, подпирая голову рукой. Вид у него был дряхлый, худощавый. Но сам дедок не выглядел побитым и зажатым. Речь, взгляд, дыхание. Мелкие детали, которые по отдельности ничего не значат, а вместе дают ясную картину. В нём чувствовался некий… авторитет?
— Я не новенький, — сказал первое, что пришло в голову.
— В хату впервые попал — значит, новенький, — как бы равнодушно пожал плечами дедок. — Боишься штаны отдавать — ставь хотя бы ремень.
Ага, ясно — ясно. Пахнет подставой. Может, у них и правда традиция такая, но это не отменяет возможности наживаться на всех новоприбывших. Мне — то из моего родного две тысячи двадцать второго это очевидно, а вот для некоторых зелёных «здешних» игра в напёрстки, пожалуй, ещё кажется чем — то прозрачным и честным.
Могу отказаться. Могу проигнорировать. Вот только рыжий всё равно будет считать себя победителем: ведь с ним побоялись сыграть! А это уже дело принципа.
— Дело — то минутное. — Дедок как бы нехотя слез с полки, сел на нижнюю, пустующую.
Рыжий раздобыл откуда — то картонку, постелил на полу, сел рядом и достал три напёрстка.
— Шарик! — он показательно вытянул руку с металлическим шариком, глядя мне в глаза. — Кладу под средний.
Вот смешные. Я ведь всё ещё не согласился, а они уже в предвкушении — нашли дурака, думают.
— Начнём? — нетерпеливо проговорил рыжий.
Лыбится, аж светится от счастья. Ну и пусть себе светится.
— Начнём.
Я неторопливо присел на корточки, и ведущий начал ловко вертеть напёрстки. Настолько деловито, что даже якобы случайно уронил один из напёрстков, и оттуда выкатился шарик.
— Ой, увлёкся! — извиняющимся тоном сказал он, шмыгая носом, и вернул шарик в центр. Начал крутить заново.
Ну да, ну да. Всё для того, чтобы убедить меня: играют честно, шарик прятать не станут. На самом деле мне было плевать.
Движения рыжего остановились: три идентичных напёрстка стояли рядом друг с другом.
Пришло время делать выбор. Для вида немного подождал, медленно потянул руку к правому напёрстку. Едва коснувшись его, тут же схватился и за левый.
— Выбираю центральный, конечно же, — сказал я, одновременно с этим поднимая боковые напёрстки.
Они, разумеется, были пустыми.
Встаю и, так и не подняв оставшийся напёрсток, ухожу к своей койке.
Я знаю, что третий напёрсток тоже пуст.
Все это знают.
Но молчат.
Глава 5
— А ну подожди. — Тишина длилась долго, но рыжий все — таки не выдержал. — Ты сейчас чего сделал — то? Ты правила нарушил, падаль.
— Правила можно нарушить там, где их придерживаются, — ответил я. — Ты — явно не тот случай. И кто после этого падаль?
Остальные присутствующие молчали. Одних, казалось, вообще никак не заинтересовало мое появление, и они даже ни разу не выглянули. Другие просто глазели со своих полок. Люди были разные. Не было женщин.
Рыжий, конечно же, сорвался с цепи. В два прыжка он достиг меня. Схватившись руками за край койки, я подпрыгнул и наотмашь шибанул ногами. Рыжий успел выставить плечо, а я вернулся в прежнюю позицию, вставая в стойку.