— Не вижу Тетушки, — покачала головой Сантана.
Томас, надеясь отыскать старушку, принялся осматривать сборище. При этом его не оставляло ощущение дежавю: он словно опять оказался в Каньоне Предков, заполненном майнаво во всех обличьях — смешанных, человеческих и звериных. Кузены выглядели так живописно и разнообразно, что отыскать среди них Тетушку было не так-то просто. Однако в конце концов Томас заметил ее. Старушка целеустремленно пробиралась между майнаво, держа весьма опасный курс на точку противостояния Стива и Консуэлы Мары. Томас указал на нее сестре и помчался вниз по склону. Сантана бросилась следом.
Плотность толпы оказалась какой-то запредельной, и Томасу с сестрой пришлось буквально проламываться вперед, распихивая майнаво.
— Простите, извините, — как заведенный повторял парень, ни на секунду не прерывая движения.
Сантана старалась не отставать. Шум — рычание, шипение, урчание и прочие звуки крайнего недовольства, подкрепляемые разгневанными взглядами, — нарастал с каждым их шагом, пока кто-то вдруг не сказал:
— Да это же младшие Кукурузные Глаза!
И к некоторому удивлению Томаса, после этого кузены сами принялись расступаться перед ним.
Но все равно они опоздали.
Дело в том, что Тетушка вознамерилась продырявить из револьвера голову Консуэлы Мары еще в тот момент, когда брат с сестрой начали свое продвижение к центру противостояния.
4. Стив
Наверное, старая тетка Томаса — последний человек, которого я когда-либо ожидал увидеть размахивающим классическим ковбойским револьвером. В ее костлявой руке пушка выглядит просто громадной. У этой штуки мощная отдача, и если старушка вправду пальнет из нее, она всерьез рискует заработать перелом запястья и предплечья — в ее возрасте твердостью костей уже не похвастаешься. Понятия не имею, отдает она себе в этом отчет или нет, но судя по ее воинственному настрою, ей совершенно наплевать на хрупкость собственного остова.
Причина вражды между ней и Консуэлой мне не совсем ясна, а детали и тем более неизвестны. Однако, чего тут скрывать, воронова женщина, похоже, ухитрилась достать едва ли не каждого. И все же мне не кажется, что за это ее стоит нашпиговать свинцом. Убийство вообще далеко не лучшее решение проблемы, а сейчас его угроза только осложняет и без того непростую ситуацию.
Обряд должен был пройти просто и в узком кругу. Только я и Ситала ну, еще Морагу с необходимыми наставлениями. Но сначала объявилась Лия, а теперь я и вовсе ощущаю себя так, будто вернулся на сцену, поскольку публикой является все майнавонаселение гор Йерро-Мадерас. Только вместо рева фанатов, требующих последнего хита «Дизел Рэтс», слышно урчание да шипение. Консуэла живописует, как разделается со мной. И ее вот-вот пристрелит Тетушка Лейла. Зрители внимают.
Наперекосяк пошло абсолютно все, однако я внезапно ловлю себя на том, что мне совершенно плевать на осложнения, как, кстати, и Тетушке. Я обещал Ситале, что помогу ей, и если ее сестрице это не по душе, пускай улаживают проблему в семейном кругу. Если, конечно, Консуэла проживет еще какое-то время.
Я внутренне готовлюсь к грохоту выстрела Тетушки, но прежде чем она успевает нажать на спусковой крючок, происходят две вещи.
Из толпы майнаво внезапно появляются Томас с сестрой и встают справа и слева от старушки.
Кукла из необожженной глины, которую я стараюсь держать очень осторожно, дергается.
Я едва не роняю ее и, должно быть, вскрикиваю, поскольку все немедленно принимаются смотреть на меня, а затем и на фигурку в моих руках. И я тоже не отрываясь таращусь на нее.
Не имей я за плечами опыта пары предыдущих дней, сейчас бы точно остолбенел. Еще позавчера — кажется, целую вечность назад! — я ничегошеньки не знал об ином мире и не догадывался, что все те существа, о которых постоянно толкует Морагу, реальны, как он и я. Мне не приходило в голову, что образы на картинах Эгги вовсе не являются плодом ее воображения. А на особенности Калико я просто не обращал внимания. Но теперь я окружен толпой этих самых зверолюдей, способных странствовать и по нашему, и по иным мирам, и готов верить своим глазам. Потому меня не сильно удивляет, что красная глина обратилась в плоть, черные перья — в копну черных волос, а мои жалкие потуги изобразить рожицу — в настоящее лицо прекрасной майнаво. Она выглядит уменьшенной копией вороновой женщины, что стоит передо мной и намеревается, предварительно меня прикончив, обвешаться жуткими модными штучками — частями моего тела.
Но только маленькое создание у меня в руках вовсе не копия Консуэлы. Впрочем, не зная, что к чему, их можно принять за близнецов. Но я-то способен различить сестер, не задумываясь. Я вглядываюсь в эти крошечные глазки и вижу, что мне подмигивает и улыбается не гневная Консуэла, а радостная Ситала.
По толпе прокатывает ропот. Лия подносит ладонь ко рту и выдыхает:
— О боже!
Даже Тетушка удивлена до такой степени, что откладывает пальбу на потом.
Теплая фигурка становится все тяжелее, и до меня доходит, что она растет. Тогда я осторожно ставлю миниатюрную женщину ногами на землю и убеждаюсь, что она способна сохранять равновесие без моей помощи. В тот момент она ростом с трехлетнего ребенка, а когда я выпрямляюсь, уже достигает моего пояса. А секундой позже рядом со мной стоит обнаженная женщина в натуральную величину. Хм, пожалуй, мне стоило подумать о платье!
Изящно взмахнув руками, она создает у своих ног маленький песчаный вихрь. Пыль, закручиваясь, устремляется вверх и на несколько секунд полностью скрывает Ситалу, а затем успокаивается и падает на землю. И перед всеми предстает босая красавица в синих джинсах, майке и отделанном бахромой жилете. Ее волосы оказываются заплетены в длинную косу, перевязанную кожаной лентой, с которой свисают четыре черных пера.
— Как ей это удалось? — выдавливает потрясенная Лия.
— Магия майнаво, — отвечаю я, хотя это не самый остроумный ответ.
— Я не прочь научиться такому фокусу. Сколько деньжищ можно сэкономить на шмотках!
Я очень даже понимаю ее реакцию — она иронизирует над происходящим, мысленно пытаясь выдать невозможное за обыденное, поскольку в противном случае может попросту поехать крыша — поскольку чувствую себя примерно так же. Я балансирую на грани нервного срыва, припадка. Превращение пыли в одежду — не самое поразительное чудо, с которым я столкнулся за недавнее время, но у меня голова идет кругом от самого факта материализации, довершенной той небрежной деловитостью, с какой Ситала решила проблему. Земля под ногами кажется мне трясиной.
Однако даже почти утратив душевное равновесие, я испытываю определенное удовлетворение — да что там, радость! — у меня все-таки получилось.
Консуэла, впрочем, моих чувств не разделяет.
— Что! Ты! Наделал?! — вопит она.
Но ее яростный крик доносится до меня откуда-то издалека. Воронова женщина не сводит глаз с Ситалы, но я понимаю, что слова ее обращены ко мне.
