Остаток утра Лия проводила со старушкой, жадно впитывая ее знания о здешних краях, племени кикими и майнаво из каньонов. Порой — если речь заходила о ком-то, кого художница знала лично, — Лия просила художницу проиллюстрировать свой рассказ, и та охотно перебирала картины до тех пор, пока не находилась нужная.
После обеда Эгги отдыхала, а Лия занималась исследованиями для одного из своих блогов или болтала с друзьями из Ньюфорда. С Марисой они разговаривали по телефону почти каждый день, а эсэмэсками обменивались постоянно. Прочим друзьям объяснить свое исчезновение Лие оказалось несколько затруднительно, но перемены в ее жизни все восприняли благосклонно. Джилли пришла в восторг и даже добилась от Лии обещания, что та пригласит ее к себе, как только обзаведется собственным жильем.
— Я не буду мешаться, — уверяла Джилли по телефону Лию. — День-деньской буду пропадать за рисованием. — Пауза. — И тусить со зверолюдьми!
К концу фразы ее голос звенел.
Такая она, Джилли. Ей достаточно одного упоминания о чем-то необычном, чтобы она бросила все свои дела и примчалась из любой точки Вселенной.
— Не хочу тебя расстраивать, — отозвалась Лия, — но они не сходят с ума от нетерпения в ожидании тебя. Ты ведь это понимаешь, да?
— Ой, ну не будь такой вредной. Ты меня даже не заметишь. Стану тихой мышкой, никому не буду надоедать и лезть в чужие дела.
Лия, отлично зная подругу, рассмеялась в ответ.
В Интернет она выходила со своего ноутбука через свой же телефон, поскольку мобильная связь здесь была вполне приличной, а Эгги пользовалась только стационарной. Тариф Лия подобрала неплохой, но все равно старалась сводить пребывание в сети к минимуму.
Ужинали они на крыльце, любуясь закатом. Обычно вечерами к ним наведывались гости — регулярно, через день, приезжали Рувим или Томас, доставлявшие из фактории продукты, остальные приходили от случая к случаю. А вот кем — настоящими людьми или майнаво, принявшими человеческий облик, — являлось большинство этих посетителей, Лия не знала. Впрочем, нескольких она опознала по созданным Эгги портретам — за вычетом длинных кроличьих ушей, заостренных рогов, раздвоенных змеиных языков и прочих частей их звериных сущностей, что изобразила художница.
Ну и конечно, всегда вокруг бродили собаки — иногда какая-нибудь псина забредала в дом, и тогда Лия со щемящей болью в сердце вспоминала рассказ Джека, племянника Рувима, о том, что Руби сожрала ведьма.
Чаще остальных к Эгги заглядывали Морагу и Стив, иногда даже в один и тот же вечер. Стива неизменно сопровождала Калико, что Лию радовало по-настоящему. Все-таки исчезнуть из внешнего мира — это одно (собственно, сама она, по сути, проделала то же самое и отлично понимала бывшего фронтмена «Дизел Рэтс»), а оказаться еще и в одиночестве на новом месте — совершенно другое. Самоизгнание вовсе не подразумевает изоляцию.
И Лия была признательна новым знакомым, что своим поведением они позволяли ей ощущать себя желанной гостьей в этом незнакомом мире. Впрочем, нет, не совсем так. Как правило, в чужой, давно сложившейся компании чувствуешь себя посторонним — не потому, естественно, что тебя намеренно игнорируют и не допускают в общество, — поскольку давнишние знакомые, следуя своим устоявшимся привычкам, обсуждают незнакомых тебе третьих лиц или вспоминают некие общие приключения. В принципе, Лию вполне устраивала роль слушательницы — сиди себе тихонечко в уголке крыльца и мотай на ус, — однако кто-нибудь из компании Эгги обязательно подключал к беседе и ее, уточняя, о чем или ком идет речь.
Так и было, когда Морагу, Стив и Калико впервые при Лие заглянули к старой художнице. Сначала поболтали о том о сем, а потом, после паузы, Коул поерзал на месте и поинтересовался:
— А где Руби? Что-то не видать ее.
Эгги вздохнула:
— Она предложила себя эчисере.
При этих словах Морагу напрягся и уставился на хозяйку.
— Что это значит? — не понял Стив.
— Это значит, — принялась объяснять художница, — что Руби обменяла собственную свободу на свободу Сэди, когда после той истории в полицейском участке на девочку навалились новые проблемы.
— А племянник Рувима сказал мне, что ее сожрали! Значит, его слова не стоит воспринимать буквально, да? — вмешалась Лия.
— Разницы по сути никакой, — покачала головой Эгги. — Отныне душа Руби безраздельно принадлежит колдунье.
— Это правда? — спросил Стив у шамана.
— Мне нужно знать об этом побольше, — ответил Морагу. — О какой эчисере идет речь?
— Подробности может рассказать Мэнни. Он был там, когда все произошло, — сказала художница.
Стив взглянул на Калико и поднялся. Собаки вскинулись на его движение, но затем снова улеглись.
— Тогда мне нужно поговорить с Мэнни, — объявил Коул.
Лисолопа кивнула.
— Мне всегда нравилась Руби, — раздвинув губы, она продемонстрировала угрожающий оскал острых зубов, а потом хищно ухмыльнулась. — И мне еще не доводилось лакомиться сердцем эчисеры.
— Поосторожнее с такими вещами! — бросил Морагу.
— Знаю-знаю, тебе ни к чему, чтобы это сказалось на племени. Но беспокоиться не о чем. Это проблема майнаво, и мы уладим ее по-своему.
— Я хочу заметить, что такие ведьмы очень опасны, — отозвался Морагу.
— Вот и чудненько, — снова ухмыльнулась лисолопа и, выскользнув из кресла, присоединилась к Стиву.
Лия посмотрела вслед уходящей во тьму паре.
— Итак, — донесся до нее голос Стива. — Я понял, как ты собираешься поступить. Не желаешь выслушать и мою точку зрения?
Калико задорно рассмеялась в ответ, но дальнейший разговор было уже не разобрать. Лия повернулась к Морагу и Эгги:
— Это она серьезно? Насчет полакомиться чьим-то сердцем.
Шаман пожал плечами, а художница охотно отозвалась:
— Штука в том, что люди стали забывать простую истину: майнаво тоже могут быть опасны.
Лия со вздохом откинулась на спинку кресла.
— Значит, ужасные ведьмы действительно существуют, — произнесла она, обращаясь по большей части к себе самой. — И почему меня это удивляет…
— Ведьмы бывают разные, — рассудительно начал Морагу. — Для кикими, как и для навахо, хопи и многих других, они — воплощенное зло. В основном из-за них мы поддерживаем в постоянной готовности рувимовских псовых братцев, наш Воинский союз. Они защищают племя от всяческих угроз. Однако во внешнем мире роль ведьм не так однозначна. Викки
[44], скажем, почитают природу, почти как хиппи — их можно разозлить, просто не сортируя мусор.
— Морагу! — осадила шамана Эгги.
— Хорошо-хорошо, я преувеличиваю. Смысл в том, что они не злобные. Так же как и бруха
[45] — по крайней мере, эти не обязательно творят черные дела.
