Женщина с вызовом уставилась на нее:
— Понятно. Ну так выгони меня.
Руби улыбнулась про себя. Ей было очевидно: до Абуэлы уже дошло, что гостья — хотя ведьма до сих пор и терялась в догадках насчет ее силы, возможностей и намерений — уберется, только когда этого захочется ей. А сама старуха ничего поделать с незнакомкой не может.
— А потом ты еще раз применила силу, использовав Руби, саму невинность, — продолжила женщина. — Ты прекрасно знаешь, какую важную роль играет преданность в жизни псовых семей — даже настолько неуместная, как в случае Руби и той девчонки. Ты знаешь, как слепо верят они в то, что сильный должен защищать слабого.
— Ты опоздала. Сделка заключена.
Черноволосая женщина кивнула:
— Только заключена она вероломно, так что правомерность ее весьма сомнительна. Но даже если ты уверена в ее обоснованности, помни: договор утратит силу, как только ты выжмешь Руби досуха. И вот тогда майнаво и явятся за тобой — целыми сотнями.
Абуэла глумливо рассмеялась:
— Да откуда возьмется столько майнаво-собак!
— Их более чем достаточно для мести одной ведьме. Их полно повсюду, даже если никто не пожалует из резервации. Не считала, сколько псов обитает здесь, в твоем баррио, но готова поспорить, их на твою долю хватит.
— Но майнаво тут раз, два и обчелся, — не сдавалась старуха.
Незнакомка пожала плечами, никак не прокомментировав замечание.
— Естественно, другой способ расторгнуть сделку — твоя смерть.
— Только попробуй… — начала было Абуэла, но женщина остановила словесный поток ленивым жестом:
— Да я и браться за это не буду. Видишь ли, я не считаю насилие лучшим способом решения проблем. А вот моя сестра не так щепетильна. И должна предупредить, норов у нее весьма крутой. С нее станется сровнять с землей все твое баррио, просто чтобы поквитаться с тобой. Видишь ли, майнаво в здешних краях не выносят ведьм. И нам сложно различать по-настоящему злых ведьм кикими и брухо, к каким ты относишь себя.
Хоть растущая тревога Абуэлы доставляла Руби немалое удовольствие, все это начинало перехлестывать через край. Собака-майнаво приняла человеческое обличье, чтобы объясниться.
Незнакомка обернулась к ней с лучезарной улыбкой:
— Ойла, Руби. Я пришла забрать тебя домой.
Девушка покачала головой:
— Какой бы бесчестной ни была сделка, я дала слово.
Улыбка женщины мигом угасла, и в глазах ее появилась печаль:
— Но ты ведь знаешь, что так все и будет. Твоя родня начнет мстить, когда ведьма покончит с тобой.
— Я просила их не платить ей той же монетой.
Незнакомка тронула Руби за руку:
— И как, послушали они тебя?
Девушка медленно покачала головой.
— Вот видишь, — обратилась женщина к Абуэле, — твоя единственная надежда спастись — это освободить Руби.
— И что псовым помешает напасть на меня потом?
— Мое слово.
Ведьме хватило ума не подвергать сомнению слово древней майнаво, однако Руби не понимала, с какой стати женщина говорит от имени всех семейств. Кем бы она ни была на самом деле, власти над сородичами Руби у нее точно нет.
Однако Абуэле данное соображение, по-видимому, в голову не пришло.
— Что ж, ладно, — объявила она. — Руби может идти. Но теперь долг возвращается к девочке.
Незнакомка выпрямилась в кресле, с шумом опустив ноги на пол. Глаза ее полыхнули зловещим огнем.
— А вот теперь ты меня разозлила, — рявкнула она, разом утратив всю свою доброжелательность.
Ведьма мрачно покачала головой:
— Ты вправду ожидала, что мне понравится остаться с пустыми руками?
Женщина встала. Теперь она казалась куда выше, чем когда вошла в дом колдуньи. Затем за спиной у нее раскрылись крылья — преогромные, от стены до стены, от пола до потолка. И она заговорила:
— Ты права, — если бы кромешный мрак и лютый холод вдруг обрели голос, он звучал бы именно так. — Я действительно явилась с такими абсурдными ожиданиями. Но, похоже, мне не стоило забывать, что вы, пятипалые, все одинаковы. Помощь ближнему, поддержка, участие — для вас пустые слова. Вам важно извлечь выгоду из любой ситуации.
— Я помогаю своей общине, — тут же ощетинилась Абуэла. — И если за ее благополучие придется расплачиваться какой-то глупой белой девчонке, почему у меня из-за этого должна болеть голова?
— Тоже мне довод! Вы, пятипалые, вечно находите какую-нибудь идиотскую отмазку, которая якобы призвана положить конец спору.
Холода в голосе незнакомки немного поубавилось, но Руби не могла отделаться от ощущения, что гостья с трудом сдерживает охвативший ее гнев. Но от Абуэлы это немаловажное обстоятельство ускользнуло, и она попыталась применить силу: быстро спрятав руку за спину, схватила прислоненный к стене посох. На нем были вырезаны какие-то символы, однако разобрать их Руби не могла — непрерывно меняя очертания, они расплывались у нее перед глазами и ускользали, сколько ни фокусируй взгляд. Девушка повела носом. Посох буквально смердел магией.
На лице ведьмы появилась хитрая улыбка.
— Много крутых незваных гостей сильно пожалели, что недооценили меня, — прошипела она незнакомке, ощупывая резные символы. Затем взгляд ее переметнулся на Руби. — Иди ко мне.
Девушка не шевельнулась.
— Она больше не твоя. Ты отказалась от власти над ней, — заявила женщина.
Абуэла наклонила посох, направив его конец на незнакомку.
— В своем доме я делаю все, что пожелаю, — процедила она.
Прикрыв глаза, ведьма что-то неразборчиво прошептала.
Из верхушки посоха вырвался сноп пламени, которое немедленно объяло незнакомку с ног до головы. При этом огонь не коснулся ни единого предмета обстановки. Воздух моментально наполнила вонь горящей плоти и перьев. Языки пламени жадно прильнули к телу женщины, но мгновение спустя она словно сложилась внутрь самой себя. Руби, частично ослепленная яркой вспышкой, не разглядела, что именно произошло, но вопреки заполнившему помещение смраду, полагала — колдовской огонь не тронул незнакомку. Похоже, та просто исчезла.
А затем комнату наполнило хлопанье крыльев; девушка перевела взгляд на Абуэлу — за спиной ведьмы появился громадный ворон.
Старуха обернулась, заслышав шум, но на свою беду проделала это недостаточно проворно. Птица обратилась в женщину, которая немедленно вырвала посох из рук ведьмы с такой легкостью, будто та была совсем немощной. А затем незнакомка переломила его, как хворостинку. Отбросив обломки в сторону, она схватила одной рукой Абуэлу за горло и подняла в воздух.
— Ты жива до сих пор только потому, — торжественно и мрачно провозгласила женщина, буравя старуху взглядом, — что мои слова о насилии были не пустыми. Насилие ничего не решает.
