— Ах, каждому юноше обязательно нужно побегать и в других пустынях, не только в своей родной. И ты получишь такую возможность. Но сегодня вечером я прошу тебя поддержать Морагу.
— Конечно, — согласился Томас. Он выпрямился. — Я только быстренько перекушу…
Тетушка пошарила возле кресла и протянула ему сверток в фольге.
— Буррито… Съешь по дороге. Еще даже теплое.
— Но мама…
— Попросит тебя не ввязываться. А если ты поедешь, не повидавшись с ней, тебе не придется выбирать между желаниями матери и одной никчемной старухи.
Томас спрятал улыбку.
— Конечно, Тетушка, — он взял буррито и пошел к пикапу.
— Я знала, что могу рассчитывать на тебя, — бросила ему вслед старуха.
Парень помахал ей рукой и сел за руль. Уже выворачивая на дорогу, в зеркало заднего вида Томас увидел, что на крыльцо дома вышла мать.
Он чуть поддал газу, однако, отъехав на безопасное расстояние, снова сбавил скорость: смысла торопиться в Центр общины не было.
Эта судьба-прохиндейка буквально издевалась над ним. Бог весть сколько лет подряд он отчаянно старается не попадаться на глаза Морагу — и вот вам, пожалуйста, сам же едет к шаману. Да, конечно, по просьбе Тетушки, но это не меняло ровным счетом ничего.
Впрочем, как показали события минувшего дня, вряд ли ему стоит чего-либо опасаться. Шаман наверняка все о нем знает — как, судя по всему, и каждый в резервации. И тогда Морагу должен понимать, что хуже кандидата на роль ученика, нежели этот парень из семьи Кукурузные Глаза, и не сыщешь.
Вот только даже после всех этих рассуждений парковаться на пыльной стоянке Центра легче не стало.
Здесь уже горел костер, вокруг которого расставили с десяток шезлонгов; примерно половина из них была занята. Возле церемониального барабана, который пока молчал, собралась небольшая кучка мужчин. На земле, по обыкновению, разлеглись собаки.
Томас, заглушив двигатель, выбрался из кабины и сразу же оказался в центре внимания соплеменников. Из компании у барабана вынырнул Морагу — подошел к парню, крепко обнял за плечи.
— Племя всегда знало, — провозгласил шаман, — что в трудную минуту оно может рассчитывать на мужчин рода Кукурузные Глаза. Добро пожаловать, брат. Ойла.
И хотя половину сознательной жизни Томас провел, ломая голову над тем, как бы ему смыться из резервации, в этот самый миг его сердце по необъяснимым причинам запело от радости. Он расправил плечи и выпрямился.
Морагу улыбнулся и отступил назад.
— Идем. Мы тут чаек сообразили.
Парень знал всех собравшихся, но этим вечером они смотрели на него как-то по-другому. Пока он шел с шаманом к костру, ему улыбались, хлопали по плечу. Сидевший в ближайшем шезлонге Чарли Зеленый, его родственник — он был женат на двоюродной сестре матери, — протянул ему железную кружку. От горячей жидкости исходил аромат травяного чая.
— Ойла, Томас, — произнес Чарли.
Томас благодарно кивнул.
— Ойла. Давно не видались.
Чарли пожал плечами, потом выудил из кармана пачку сигарет. Томас не курил, однако все равно взял сигарету, склонился к протянутой зажигалке и затянулся. Чуть подержав дым в легких, он выдохнул и вернул сигарету Чарли.
— Жуткая штука все-таки приключилась, — произнес кто-то у него за спиной.
Это оказался Уильям Крепкий Лук. На черты его лица накладывался смутный силуэт головы толсторога. Томас и не догадывался, что Уильям родственник Дерека.
— Дикая история, — отозвался парень. — Она меня очень огорчила.
Уильям покачал головой и уставился в землю.
Томас уселся в шезлонг рядом с курившим Чарли и принялся потягивать чай. Один за другим к костру подтянулись и остальные: кто-то устроился на шезлонгах, кто-то остался на ногах. Один только Джерри Пять Ястребов, дежурный помощник шерифа из племенной полиции
[6] резервации, не двинулся с места — прислонившись к стене Центра общины, замер, словно изваяние, со скрещенными на груди руками. «По-видимому, — рассудил Томас, — ему не положено принимать чью-либо сторону, но если поднимется буча, его присутствие может оказаться нелишним».
Лица собравшихся у костра озаряли отблески пламени. Люди тихо переговаривались или помалкивали, подобно Морагу, — ни тебе обычных для подобных посиделок шуточек, ни подколов. Шаман задумчиво смотрел на огонь, и лицо его казалось вырезанным из дерева. Томас коротал время, выискивая звериные ауры на соплеменниках. Одни их имели — парень опознал толсторога, рысь, древесную крысу, гремучую змею, кактусового крапивника, — другие нет. Единственным, с кем ему так и не удалось разобраться, оказался Морагу.
Через какое-то время Пити Жожоба перетащил свой шезлонг к церемониальному барабану. Пити, чье жилище располагалось неподалеку от дома Эгги, промышлял ткачеством, но был еще к тому же превосходным танцором с обручем, сказителем и барабанщиком. Он знал добрую сотню легенд о трикстере кикими Джимми Чолле — их на сборищах у костров почитали более остальных, — однако этим вечером Пити, отстукивая тихий размеренный ритм, завел сказание о временах, когда Колибри хитростью выманил у сорочьих сестриц накопленные ими сокровища.
Теперь все голоса смолкли — мужчины слушали, покачивая головами в такт барабану. Томас, как, впрочем, и любой кикими, эту историю знал. На таких преданиях он вырос — ими его прямо с рождения начали потчевать Тетушка и мать. Однако этим вечером у него возникло ощущение, будто слышит все это впервые. Парень едва ли не воочию видел, как Колибри нахально расхаживает, набив карманы кольцами и прочими побрякушками.
Томас пытался понять, в чем же заключалась перемена, и терялся в догадках. Он — взрослый человек, так что, по идее, заезженная байка попросту не могла так сильно захватить и очаровать его. Вероятно, повлияла ночь — или же непривычная компания. Или трагические обстоятельства. Томас понятия не имел. Однако он нисколько не сомневался, что и все остальные, внемля голосу Пити и негромкому постукиванию колотушки по большому церемониальному барабану, разделяли его странные ощущения. Даже разлегшиеся у костра собаки навострили уши и не отрывали глаз от сказителя.
Внезапно Томас понял, что история заворожила не только людей и псов: неспешно разворачивающееся повествование привлекло и животных — они затаились среди кактусов и кустов. Парень ощутил присутствие зайцев. И рыси. Пары сов. И бессчетных мышей и древесных крыс. Пожалуй, даже кактусы незаметно подобрались поближе к костру! И все они внимательно слушали Пити, чей голос то набирал силу, то стихал.
Сказитель как раз добрался до мести сорочьих сестриц, когда что-то потревожило животных, и те скрылись в зарослях. Поднялись и собаки, обратив морды к западу. Рассказ оборвался, барабан умолк. Пити уставился в ту же сторону, что и псины. Томас, краем глаза заметив пару огоньков, приближающихся по дороге от магистрали, тоже повернул голову.
