— Не цепляйтесь за слова! Я ничего не знал, — взвизгнул Николай.
— На флаконе ваши пальчики, — продолжал монотонно продавливать Крюков.
Бурсов закрыл лицо руками. Его накрыл приступ кашля, проступили слезы. Превозмогая одышку, он взмолился:
— Дайте сальбутамол, мне нечем дышать.
Крюков, держа пакет перед Бурсовым, начал:
— Вы сделали подкоп…
Нависла пауза. Николай, судорожно хватая воздух, сказал:
— Я сделал подкоп, нанял рабочих для того, чтобы отвлечь внимание.
— Камеры? — спросил Крюков.
— Вырубил камеры. Но когда я зашел в гостиную, "Расправы над попом" уже не было. Тогда я и решил взять утешительный приз — Рокко Форменто. И спрятал ее в туннеле.
Бурсова одолел лающий кашель.
— Можно воды? — просипел он.
Крюков положил перед ним сальбутамол.
…..
Вечером в беседке у жаровни все томились в ожидании мяса. Сальные бока кусочков румянились и вздувались, издавая шкворчащие звуки. Присутствующие пускали слюни, вдыхая нестерпимо манкий аромат шашлыка, который готовил Федор по фирменной рецептуре.
Клара с Василием обсуждали последнюю новость.
— Если Бурсов считает картину Рокко Форменто утешительным призом, то сколько же может стоить «Расправа над попом»? — задался вопросом Василий.
— Йося говорил, что эта картина ценная, — отметила Клара. — Надо ее найти.
— Она нигде не проявилась до сих пор, — задумчиво отметил Василий.
— У тебя есть мысли: с чего распутывать? — спросила Клара.
— Надо ехать на родину твоих предков. Вернуться к корням, так сказать.
Федор присел на скамью рядом с Ксюшей.
— Давай завтра уедем утренней электричкой, — сказал он, приобняв ее. — Живность кормить надо.
— Я тебе все сказала перед отъездом, — отрезала Ксения, высвобождаясь из его объятий.
— Выйдем, поговорим, — попросил Федор.
Ксения упрямо покачала головой.
— Ни к чему пустозвон разводить, — ответила она.
Настена, накрывающая на стол, заметила, что мясо осталось без внимания, бросилась переворачивать шашлыки.
— Прошу, — повторил Федор.
— Всю душу вытрясешь, — проворчала Ксения и вышла из беседки. Муж пошел следом.
Его жена стояла в свете фонарей красивая и холодная, похожая на хозяйку медной горы. Она имела над Федором абсолютную власть: могла осчастливить одной доброй улыбкой, могла и растоптать как букашку ничтожную. Ксения смотрела взглядом, леденящим душу. Под ним он терялся. Но надо собратья. Или он заберет ее, или же наутро уедет в село. И первым же делом подаст на развод. Пора разрубать гордиев узел.
— Вася говорит, что не любит тебя, — начал он.
К холоду во взгляде Ксении примешалось и презрение.
— Не возьмет он тебя к себе. Я спрашивал.
Ксения не ответила, только ее грудь стала вздыматься чаще.
— Кончаешься рядом с ним. Он ее любит.
— Она его не любит, как игрушкой вертит, — огрызнулась она.
— Женщинам нужно, чтобы их любили. А когда они сами любят, всегда быть беде.
В злом взгляде Ксюши проступила печаль.
— Я хочу в доме пристрой сделать с отдельным входом. Будет там твой кабинет, клиентов принимай, бизнес веди. Ты же давно хотела.
Ксения раздраженно смахнула слезу.
— Фрося скоро родит, с дитем приезжать будет. Она же меня за отца считает. Будем вместе внуков растить.
Ксения закрыла лицо руками и заплакала горько.
— Я… ведь… тоже любить хочу, — всхлипывая, произнесла она.
— Люби, кто же тебе мешает? Себя люби, не бегай за ним. Дочку люби, внуков, да весь мир люби. Может и мне чутка перепадет.
— Какой же ты! — разрыдалась в объятиях мужа Ксения.
…
Постелили Ксении с мужем вместе. Горько ей было от шашлыка, приготовленного мужем, который таял во рту. От того, что Федька покладистый, стелется перед ней, а она — сволочь последняя. Оттого, что душа тянулась к Василию. Отвернулась она к стене, на ласки мужа не ответила.
Как услышала мирный храп, встала, распустила косу и вышла из комнаты. Скрипнула половица, огляделась Ксения. Пробежал мороз по коже. Рядом, совсем рядом оно. Темное и липкое. Неотвратимое. Но и Кларина энергия была повсюду. Сильная, упругая. Золотистым облаком покрывающее жилище. Ксения увидела это свечение сразу же с первого дня. Клара, как ворона, на золоте помешана, и аура ее золоченая.
— Мяу! — требовательно вскрикнул кот, взявшийся непонятно откуда.
— Молчи, дрянь, — ругнулась Ксения.
Она дошла до комнаты Василия, провернула ручку, вошла.
Кларе в эту ночь не спалось. Думалось о корнях. Дом деда в Антоновке Клара помнила хорошо, сейчас в нем живет отец. А вот где мог жить ее прапрадед, она и понятия не имела. Придется завтра поехать в Антоновку, встретиться с папашей. Клара с ним не общалась долгие годы после того, как он их с матерью оставил. Вдруг вспомнилось, что год назад к ним историк приходил. Из деревни какой-то. Клара сразу подумала, что он от отца, но выяснилось, что из другого села. Историк летопись родного края писал и в тот момент собирал информацию о Вениамине Смирнове. Клара ему тогда ничего вразумительного сказать не смогла, только картину, написанную прапрадедом, показала. Историк пофотографировал ее, попил чаю с гостями и ушел. Клара и имя-то его не запомнила.
Кузьминична не могла эта удержать в себе, и в чем была, побежала сообщить Василию. Войдя в его комнату, она во тьме разглядела черную сущность, о которой твердила Ксения. Эта сущность колыхалась над кроватью и враз замерла. Клара пошарила рукой по стене, не нашла выключатель. Но рядом оказался комод, на котором стояла ваза. Клара дрожащей рукой схватила ее и запустила во тьму. Клац! Ваза разбилась о стену. Темное пятно фантома поднялось с кровати и направилось к ней. Клара с визгом выскочила из комнаты и бросилась по лестнице вниз.
— Ты совсем сбрендила! — прошипел Василий на Ксению, завернутую в простыню. Ведьма полезла к нему целоваться, он спросонья решил, что это Клара. Но как разобрался, пытался ее спихнуть. В этот момент в комнату вошла Кузьминична. Швырнув в них вазу, она с криком сбежала.
Василий, взмокший от прилива адреналина, понесся за Кларой. Нашел ее на кухне, шарящей по шкафам и копающейся в содержимом каждого отсека.
— Ты что-то ищешь? — робко спросил он.
— Нож, — она многозначительно посмотрела на него и снова принялась рыться.
Василий заметил лежащий возле раковины резак и спрятал его за спину.