(одеться, почистить зубы, пописать где-нибудь в кустиках, набрать в свою бутылку воды, развести костер, приготовить завтрак и т. д. и т. п.),
а затем складывает свой брезент в новый рюкзак (который уже покрыт мелкими каплями грязи, как и новая желтая футболка).
Ребята заливают костер, выстраиваются за Кристианом, и он ведет их снова в леса, через медвежий край, по узкой звериной тропе, что вьется по берегу маленького озера вверх по хребту.
К восьми утра Стая уже поднимается на верх хребта, и Дон надеется, что по крайней мере настоящие медведи остались позади.
Утро выдается хмурым, так что Дон не видит впереди горы Пук.
Она видит только длинный изогнутый хребет, где нет ничего, кроме голого камня. По обеим сторонам горный хребет упирается в редкий лес и широкие пустые долины. Никаких признаков жизни человека нет.
(Ты не должна быть здесь.)
Стая делает короткую передышку, чтобы набрать воды. Дон тщетно пытается рассмотреть сквозь туман хоть какие-то очертания горы Пук. Потом Кристиан говорит им, что пора двигаться дальше, и они идут по хребту от одной пирамидки к другой — длинная вереница никому не нужных подростков, зевающих и спотыкающихся на пути непонятно куда.
Дон очень устала. Она изо всех сил старается переставлять ноги, не упасть в ущелье и не подвернуть лодыжку на камнях. Она идет следом за Эваном, и это подрывает ее последние душевные силы. Так что она почти не замечает, что происходит вокруг.
(Позже она очень об этом пожалеет.)
Например, она не замечает, как гряда, по которой они идут, через пару часов переходит в другую гряду. Она не замечает, что есть только одна нормальная дорога, ведущая через это самое ущелье, с которого она старается не сорваться, и что их маршрут не так уж очевиден. Она не замечает, как Лукас прибавляет шаг и говорит о чем-то с Алексом, оставив ее позади, и она уж точно не замечает, как Уорден отстает и плетется в самом хвосте Стаи, хотя обычно вышагивает впереди всех.
Сейчас Дон сосредоточена только на том, чтобы просто идти.
И оказывается на волосок от смерти.
29
Так получилось, потому что она устала. Почва скользкая, ноги ноют, новый рюкзак держится на спине неправильно, а Дон пытается хоть как-то упростить спуск по прорезающему хребет на две части каменистому ущелью.
Честно говоря, было бы дико страшно, даже если бы ты не валился с ног от усталости и даже если бы у тебя на ступнях не было мозолей. Дон стоит на краю вершины и смотрит вниз на кое-как протоптанную тропку, ширины которой едва хватает, чтобы на нее можно было ступить в ее ботинках шестого размера
[1], гораздо меньшего, чем у большинства членов Стаи. С одной стороны твердый камень, с другой — отвесный спуск, усеянный острыми камнями и низкими кряжистыми деревцами, которые, пожалуй, могут проткнуть человека насквозь. Даже Кристиан и Эмбер идут медленно: Эмбер то и дело озабоченно смотрит назад, на Дон, и кричит что-то типа «Старайтесь придерживаться рукой!» или «Не торопитесь!» и «Все будет хорошо!».
Тебе легко говорить, думает Дон. Тебе за эту фигню платят.
Но все равно цепляется за выступы и постоянно ищет опору, стараясь не смотреть вниз и не думать о возможном падении. У нее все получается, пока она не доходит до места, где тропа буквально заканчивается, а дальше — пустота под ногами и пара выступов, чтоб ухватиться рукой, ну а после — вообще ничего, только воздух и огромная высота. Чтобы добраться до следующей части тропы, нужно отпустить выступ, развернуться и ступить назад, вниз, пытаясь вслепую нащупать ногой более или менее надежную опору.
Тропа продолжается в шести футах ниже, но дальше — только новое ущелье, тоже отвесное и глубокое, так что если она потеряет равновесие или поскользнется, то, скорее всего, слетит с тропы и будет падать, пока не долетит — плюх! — до самого дна.
Дон начинает дышать чаще. Она застывает у конца тропы, ей хочется оказаться где-нибудь подальше отсюда.
(В тюрьме, например.)
(Или даже в школе.)
Жаль, что нельзя развернуться и побежать назад, к вершине хребта, и по пирамидкам добраться обратно, к его подножию, а оттуда к базе «Второго шанса», где есть телефон и дорога, которая ведет туда, где нет необходимости нащупывать ногой опору.
Может, она так бы и сделала, если бы за ней не плелись Уорден и Бриэль, тоже норовящие удержаться за выступы сбоку и наблюдающие пристально за тем, как у нее посреди горной тропы чуть не случился нервный срыв.
Они все смеются над тобой, думает Дон. Стоят там, смотрят на тебя и говорят о тебе гадости.
Дон буквально физически ощущает на себе взгляды Уордена и Бриэль. Она закрывает глаза — к черту все это! — и, прежде чем успевает подумать еще раз, встает лицом к уступу, затем делает шаг назад, в пустоту, стараясь нащупать ногой, куда бы встать.
Когда левая нога Дон касается твердой почвы, происходит ужасное.
Нога скользит.
Что-то в рюкзаке смещается, и Дон машет руками, пытается ухватиться пальцами хоть за что-то,
но
теряет равновесие,
заваливается назад,
прекрасно понимая,
что это значит.
Примечание автора
Мы мало говорили об Уордене.
Да, вы знаете, что он Белый Медведь. Вы также знаете, что он подтянутый, мускулистый и симпатичный.
В конце концов, вы можете предположить, что в этой истории у него будет более важная роль.
Но пока что мы мало о нем говорили.
А сейчас это исправим.
30
Кто-то хватает Дон за руку.
Останавливает ее падение.
Крепко держит ее, пока она готовится к удару. Пока она мысленно прощается со всеми.
(Прощай, ба. Прощай, Брайс.)
(Пошел ты, Кэм.)
Кто-то спасает ей жизнь и не дает упасть, пока ее ноги не встают на твердую почву.
Дон смотрит вверх. Это Уорден. Уорден смотрит вниз на нее.
У Уордена самые зеленые на свете глаза.
