— А не стремно? — Антон сделал глубокую затяжку.
— Ни в коем разе, — ухмыльнулся Бонза. — Я же их не сразу на твой счет положу, а пропущу сначала через банк на Каймановых островах, а потом через очень хитрую контору. А к тем ребятам лучше с вопросами не соваться. Могут нос прищемить по самые яйца.
— Мафия, что ли? — предположил Антон.
— Вроде того… Шабаш, Антоха, бабки на твоем счете, — Бонза потянулся и откинулся на спинку стула. — Можно идти обналичивать и пропивать. С наступающим!
— До него еще дожить надо, — хмуро проговорил Антон.
* * *
12
Ирина перехватила Крюкова прямо возле его конторы.
— Хорошо, что ты мне встретился, — сказала она. Есть дело. Семен просил заказать в церкви заочное отпевание.
— Как это заочное? — удивился Крюков, запуская двигатель рябухи и трогаясь с места. — Без Бога или без попа?
— Заочное — это когда без покойника.
— Понятно, — Крюков, из последних сил борясь со сном рулил в потоке Садового кольца. — То есть поп в таком случае говорит Богу: "Господи, прими душу раба Твоего такого-то, ибо за него уплачено. Я покойного, правда, и в глаза не видел, но видел кассовый чек. Аминь", — Крюков грустно вздохнул. — Воистину, берегитесь засолки фарисейской!
— Засолки? — удивилась Ирина.
— Ну закваски, какая разница. Кстати, ты в курсе, что самоубийц не отпевают?
— Это как попросить. Подумай об этом хорошенько, ибо просить будешь ты. Вот аргументы, — Ирина сунула в карман крюковской куртки пять стодолларовых бумажек.
— Предлагаешь Бога подкупить или слугу Божьего в соблазн ввести? — усмехнулся Крюков. — Ну-ну. Нам, комсомольцам, это как два пальца облизать. Одно слово — развеем религиозный дурман и посрамим ханжество церковников. Вон крестики светятся. Заглянем?
Войдя в церковь и перекрестившись, они оказались прямо перед витриной со всевозможной церковной атрибутикой и литературой.
— Театр начинается с вешалки, храм — с прилавка, — вполголоса заметил Крюков.
За прилавком маячила черная бабка весьма зловещей внешности.
"Ей бы не в церкви, а в избе на курьих ногах сидеть", — отметил про себя Крюков.
— Мы хотели бы заказать заочное отпевание, — сказала Ирина.
— Поздно, уже отпевают. Завтра приходите, — отрезала ведьма.
— Завтра нам будет некогда. Может быть сегодня оформим? — попросила Ирина.
Черная бабка как будто сжалилась, водрузила на нос очки и взяла замусоленную тетрадку.
— Свидетельство о смерти принесли? — сурово, как на допросе, спросила она.
— Мы не знали. А зачем?
— Зачем-зачем! Вас не спросили. Значит так надо! Имя усопшей.
— Галина.
— Возраст, — продолжала ведьма свой допрос.
— Лет тридцать пять…
— А что такая молодая? Какая причина смерти?
— От СПИДа, — сообщил Крюков.
— Самоубийство, — одновременно с ним выпалила Ирина.
— Да вы что, очумели? — зашипела старуха. — Самоубийцу пришли отпевать! Креста на вас нет! А ну пошли вон из храма!
— Это на вас креста нет, — сказала старой ведьме Ирина. — Вы же в церкви, Богу служите, а такая злая…
— Вам бы в мавзолее работать, — заметил Крюков и, игнорируя дальнейшие бабкины завывания, обратился к Ирине. — Кто тебя за язык тянул?
— Богу надо правду говорить, — возразила она.
— Во-первых где ты тут Бога увидела, — Крюков покрутил головой. А, во-вторых, я и сказал правду. Если бы не СПИД, Галина не умерла бы.
А в-третьих, — кто бы говорил! Пятнадцать минут назад ты сама меня уговаривала дать взятку священнослужителю! Ладно, поколбасили дальше.
Тем временем отпевание закончилось. Сладкогласный речитатив сменился вдруг диалогом на повышенных тонах. Из резких замечаний Крюков сумел понять, что попы по небрежности отпели не всех, кто был оплачен.
И теперь родственникам усопшего Михаила, накладная которого упала под прилавок, да так и осталась там лежать, настоятельно советовали воспользоваться невостребованными освященными материалами безвременно почивших Толяна и Коляна.
— Мы сейчас имя перепишем, а Михаила вашего завтра отпоем, — предлагал благочинный. — Какая вам разница?
Но безутешные родственники Михаила почему-то не соглашались.
Шум послышался и со стороны церковного кануна. Там бдительный храмовый служка застукал прихожанку, совершившую тягчайшее по нынешним временам преступление пред Богом — грешница натыкала и зажгла свечки не купленные здесь же в лавке, а принесенные с собой.
Крюкову невольно припомнился главный лозунг развитого социализма:
"Приносить и распивать строго запрещается". Злодейка пыталась оправдаться тем, что свечки были куплены ею в церковном магазине "Софрино"
напротив храма Христа Спасителя.
— Вот и катись в храм Христа Спасителя! Они на бюджете сидят, им бабки девать некуда, а у нас каждая копейка на счету! — напутствовал злостную нарушительницу патриот местной святыни, выдергивая ее свечи из подсвечников.
— Смотри, как он добр к этой грешнице, — отметил Крюков. — А ведь мог и по шее надавать. Несомненно прав был Господь, изгнав из храма торгующих. Но времена поменялись. Торгующие вернулись в храм и поперли оттуда Его. Причем всерьез и надолго. Блаженны приватизировавшие Царство Небесное, ибо у них ключи от входа. И от дверей склада.
— Где деньги лежат?
— Где опиум для народа лежит. Аминь.
— Не "опиум для народа", темнота, а "опиум народа", — поправила Ирина. — Пошли отсюда. Здесь на дверях следует повесить табличку: "Бога нет, когда придет — неизвестно. До второго пришествия по всем вопросам обращаться к коммерческому директору".
— Ладно, сектантка, переговоры сорваны, едем дальше, — сказал Крюков, когда они сели в машину и двинулись дальше. — Только теперь я буду договариваться сам. Твоя дипломатия обойдется нам значительно дороже пятисот долларов. Так где тут дорога, ведущая к следующему храму?
— Не ищи, — Ирина захлопнула атлас московских достопримечательностей, по которому Крюков безуспешно пытался отыскать ближайшую церковь. — Я знаю одного священника, который отпоет бедную Галину без бюрократической волокиты.
— А что же ты сразу про него не вспомнила?
— Боюсь, что из-за своих принципов он давно расстрижен или валит лес в какой-нибудь отдаленной обители. Но попробовать поискать его можно. Поехали.
По дороге они, понятное дело, обсуждали вопросы веры и религии.
— Я думаю, если бы Иисус Христос пришел к нам сегодня, его снова казнили бы по приговору святейшего синода под аплодисменты публики, — убежденно заявил Крюков. — И единственные, кто заступились бы за него это наши всеми оплеванные правозащитники.
